КАК ТЫ ТАМ!

Хитра лиса, а охотник еще хитрей. Так исхитриться может, что ни одной лисе такое и в голову не придет!

Но однажды нашла коса на камень...

Хитрый охотник испробовал на лисе все свои хитроумные способы — и проиграл! Хоть и начал со способа самого верного и испытанного — с голода. Зимой все в лесу голодные: помани куском — и на задних лапках к тебе прискачут. Голод — приманка безотказная.

Охотник выволок за околицу павшую овцу и стал ждать, когда слетятся на нее вороны и сороки. Слетятся, поднимут гам-тарарам, и на их крики придет лиса. И станет каждую ночь ходить: вот тогда пора и капкан поставить.

Капкан охотник выварил в хвое, рукавицы на ветру выморозил — чтобы и духу человечьего не осталось. И насторожил капкан не как-нибудь, а под старым лисьим следом: пойдет привычным путем к приваде — и угодит в капкан.

Лисица смело шла по своим следам, но, дойдя до спрятанного капкана, остановилась вдруг, словно сквозь снег его разглядела. И обошла стороной.

Как ни хитрил охотник, что ни придумывал — лисица обходила его капканы. А когда в капкан случайно угодила ворона, лисица смело унесла ее вместе с капканом, словно насмешничая над охотником.

От овцы скоро остались лишь ножки да рожки. И пора было замышлять что-то новенькое. Попытался охотник подманить лисицу криком подбитого зайца, писком мыши: есть такие охотничьи способы. Лиса наставляла уши на отчаянный заячий вопль, на дразнящий мышиный писк, но потом поднимала нос на ветер, осматривалась и не подходила близко к кустам, в которых мог бы укрыться охотник.

И все-таки охотник перехитрил лису!

Голодом не принудил — на любопытстве взял. Очень уж лиса любопытна: увидит в поле темное пятнышко — непременно свернет проверить, что там такое: кочка, камень, столбик межевой? Свернёт к пучку сена, упавшего с саней, к потерянной рукавице, к старому костерищу. По лыжне бегать любит, выведывая, что лыжник делал, зачем в лес пришел. Это вот лисье любопытство и сделал охотник своей приманкой. Лыжный след свой любопытством насторожил.

Бежал на лыжах по полям, перелескам и время от времени круто сворачивал то к густым кустам, то к копне соломы, то к косматому выс-корю. Топтался там нарочно, словно что-то высматривал, а потом выходил на свой же след и бежал дальше.

Лисица ночью наткнулась на его лыжню и потрусила по ней, благо лапы не проваливались в снегу. И вдруг неожиданный поворот к кустам! Что в них увидел охотник? Зачем свернул?

И страшно, и любопытно!

В первом отвилке вроде бы ничего, и во втором ничего. А в третьем, когда лиса совсем раззадорилась и потеряла всякую осторожность, ее ждал капкан.

Закувыркалась, задергалась, вцепилась зубами в железо. Но хрустнул не капкан, а зубы. Брызнула кровью пасть. «Любопытной Варваре нос оторвали!» Знать бы лисе эту человечью поговорку...

Покричала от страха и боли да и прикусила язык: в лесу на крики о помощи быстрее других спешит убийца. И молча поволокла капкан с по-таском-чуркой к своей норе.

Капкан выкручивал замлевшую лапу. Обессилев, подолгу лежала, хватая снег. И снова тащилась к своему звериному дому.

Потаск то и дело застревал в кустах: тогда лисица неистово дергалась, впиваясь клыками то в железо, то в лапу. И капкан мотался уже не на кости, а на коже и жилах.

У входа в нору чурка снова застря-ла, лисица дернулась из последних сил и оторвала лапу. Повизгивая и подвывая, заползла на трех в самую глубь норы, скорчилась и оцепенела.

Нора не раз спасала ее от волков, от собак, от морозов и ливней. Но от охотников не спасет и нора. Выкуривают из норы, раздувая костер у входа. Запускают в нору маленьких злобных собак — такс или фокстерьеров. А то и просто нору раскапывают, хоть это и запрещено.

Лисица слышала, как, шаркая лыжами, к норе подошел охотник. Как звякал капкан, который он отцеплял от чурки. Как поругивался, вынимая из капкана раздробленную лисью лапу. Потом лыжи зашаркали снова и утихли. Охотник ушел домой.

А что он мог сделать? Долбить мерзлую землю? И за неделю нору не раскопаешь. Собак у него нужных не было. А выкуривать не решился: запуганная, покалеченная лиса скорее бы задохнулась, чем выползла бы наружу.

Придумал охотник способ проще и понадежней: насторожил у норы петлю. Сама вылезешь, бормотал он, налаживая петлю. Не через день, так через неделю!

Велика сила жизни: лисица и теперь не собиралась просто расстаться со шкурой. Выползая из норы, она проскользнула в петлю гибкой лаской и почти все уже обошлось, да зацепилась задней лапой. Проволока сперва безобидно натянулась, а потом вдруг стиснула лапу железной петлей!

Как дожила лисица до весны на трех ногах, да еще с куском проволоки на задней лапе, нам никогда не понять. Не понять нам и охотника, который не только не оставил лисицу в покое, а дал зарок ее извести. Уж не думал ли он, что она всех других лисиц научит капканы его обходить?

Другой бы охотник подивился, может, такой лисьей смышлености и отстал. Или байки бы стал рассказывать: сколько ходит охотничьих баек про хитрых зверей и птиц! Охотники в них сами над собою подсмеиваются. И слышится в них уважение к зверю, удивление. И даже вроде некое удовольствие: смотри, мол, какие ушлые, меня провели!

У каждого охотника есть что рассказать про таких зверей. А про мертвого, про добытого что расскажешь? Как шкуру с него снимал? Или варил похлебку?

Но наш охотник был добытчик, а не рассказчик. Не байки были ему нужны, а шкуры.

Хромая лисица не только дожила до весны, но и принесла лисят. И даже сумела их выкормить — хоть и на трех ногах. И лисята ее начали уже вылезать из норы — на солнышко. Тут-то их и увидал охотник.

Наметанным глазом окинул он песчаный бугор — площадку для детских игр. И прямо у входа в нору «оставил капкан: в открытую, не маскируя. Лисята капкан увидят —

и не посмеют выбраться из норы. Лисица увидит — не посмеет зайти к лисятам в нору, чтобы накормить. Вот такую загадал охотник лисе задачу: не хочешь, чтобы лисята с голоду околели, — сама полезай в капкан! Будешь знать, как меня за нос водить.

Подобрал-таки приманку понадежнее голода и любопытства! Уж он-то знал, что ни один зверь не бросит детенышей. Даже мышь глупая и та набрасывается и кусается. Тетеря больной прикидывается, от цыплят отводит. Мирная лосиха грозно рявкает, копытом замахивается. А медведица и взаправду наброситься может и покалечить. Не бросишь и ты, трехногая, тощих своих лисят, не вынесешь их голодного вяканья, полезешь в нору! И угодишь в капкан.

Лисята или капкан. Счастливы те, кому не пришлось решать такой задачки.

Через день браконьер отправился к лисьей норе с мешком и палкой. Теперь он был уверен, что увидит лису в капкане и наконец-то рассчитается с ней. Отхитрилась, кума, отызворачивалась!

Но капкан так и стоял у входа в нору, а вот лисят в норе не было. Лисица и эту задачку решила: по-лисьи, по-своему! Не стала выбирать из двух зол одно, а взяла и прокопала в нору новый лаз и увела лисят. Лапой одной прокопала!

Охотникам рады в лесу только слепни и комары. И нам приятнее встретить зайца, а не охотника. Особенно шкурника, для которого все живое в лесу только пух и перо. Что такой знает о лесе?

А хотелось бы разузнать про ту лисицу трехногую: как она там сейчас? Но лес, понятно, помалкивает. А разговорчивые охотники что-то не попадаются. Все больше добытчики, не рассказчики. Не байки у них на уме, а лисья шапка на голове...