Археологический раскоп, глубоко врезанный в толщу болота, вскрывал все новые культурные слои с остатками деятельности древнего человека. То тут, то там раздавались восторженные возгласы ярославских студентов-историков.
— Смотрите, Дмитрий Александрович, какой я нашел костяной гарпун!
— А здесь почти целый сосуд и каменный топор!
— Что это, чьи-то кости?
Доктор исторических наук Д. А. Крайнов — ведущий археолог в центральных районах Русской равнины — был доволен: эта стоянка древнего человека на Ивановском болоте Ярославской области оказалась интереснее, чем предполагали. Студенты уже раскопали несколько культурных слоев, относящихся к эпохам бронзы и раннего неолита, и теперь вскрывали пласт с большим количеством обломков глиняной посуды — керамики с ямочно-гребенчатым орнаментом, которая была хорошо известна и относилась к наиболее древнему этапу неолита этих районов.
Но неожиданно среди этой керамики и ниже ее начали показываться обломки сосудов красноватого цвета с иными узорами. Археологи встречали иногда такую керамику на других стоянках древнего человека, но считали ее «молодой» и относили к эпохе бронзы. Но здесь, на Ивановской стоянке, с помощью палеогеографов было точно доказано, что культурный слой с этой керамикой соответствует древнейшему, неизвестному ранее этапу неолита.
Так было сделано открытие древнейшей неолитической культуры, названной верхневолжской и существовавшей в центре Русской равнины в конце 5-го и в 4-м тысячелетии до нашей эры (Крайнов, Хотинский, 1977).
Самыми древними обитателями центра Русской равнины были люди так называемой верхнепалеолитической эпохи — охотники на мамонта и северного оленя. Около 10 тысяч лет назад, после окончания последнего оледенения и наступления послеледникового времени, здесь появляются мезолитические племена охотников и рыболовов, кочевавших с места на место в поисках животной и растительной пищи. Позднее распространяются неолитические племена, которые переходят к оседлому образу жизни на берегах рек и озер.
О жизни людей каменного века (палеолита, мезолита, неолита) мы узнаем по остаткам их хозяйственной деятельности и быта, сохранившимся в земле в районах древних стоянок. Здесь, в культурных слоях, археологи обнаруживают каменные, костяные, деревянные орудия, обломки глиняной посуды, кости животных, птиц, рыб, следы жилищ, предметы искусства и т. д. Изучение этих находок позволяет восстановить картину жизни минувших поколений. Пользуясь современными научными методами, ученые могут определять точный возраст различных культурных слоев и последовательность смены древних племен.
В последнее время внимание археологов и палеогеографов привлекли стоянки древнего человека, обнаруженные на многих болотах лесной зоны Европейской части СССР и Урала.
Такие стоянки были открыты в Вологодской, Псковской, Калининской, Ивановской, Московской, Ярославской областях, в Латвии, Белоруссии, Коми АССР и других местах. Большинство этих поселений относится к эпохам неолита и бронзы, но встречаются и более древние стоянки — мезолитического времени.
Чем же вызван интерес ученых к сравнительно немногочисленным археологическим находкам на болотах, хотя ими изучены сотни древних культурных слоев, залегающих в отложениях минерального происхождения? Дело в том, что болота обладают удивительной способностью консервировать разнообразный археологический материал.
Здесь при постоянной влажности, без доступа воздуха хорошо сохраняются дерево, кость, рог и даже ткани, почти бесследно разрушающиеся в культурных слоях, залегающих в песках, глинах. Кроме того, торф буквально насыщен семенами, плодами и пыльцой древней растительности, которая иногда бывает связана с деятельностью человека. Все это позволяет получать более обширную информацию о хозяйстве первобытных обитателей болотных стоянок и природной обстановке далеких времен.
Исследователей заинтересовала причина, побуждавшая людей селиться в таких неблагоприятных для жизни местах, как болото. Высказывались предположения, что болота являлись убежищами для людей. Однако палеогеографы доказали, что на месте многих болот ранее существовали прекрасные, богатые рыбой озера, на берегах и островах которых и устраивал свои стоянки первобытный человек. Сменялись поколения, менялся образ жизни, но человек продолжал жить в этих местах многие тысячелетия и покидал их только в связи с полным заболачиванием озер.
В результате образовались многослойные болотные стоянки с культурными слоями, относящимися к различным этапам прошлого. Исследование этих слоев в торфяно-озерных толщах позволило с большой точностью установить последовательность их напластования и непрерывную смену первобытных культур во времени.
Возможность всестороннего археологического и палеогеографического изучения болотных и других стоянок открывает путь к совмещенному анализу истории природы и истории древних людей. На этом пути можно приблизиться к ответам на вопросы о том, как изменение природной среды в голоцене влияло на жизнь древних племен и какое в свою очередь воздействие оказывала хозяйственная деятельность человека на естественные ландшафты.
Проблема изучения сложных взаимосвязей и взаимозависимостей между природной средой и человеческим обществом в пространстве-времени, несомненно, относится к числу наиболее важных, узловых проблем современной науки. До последнего времени вопросы развития первобытного человека решались, как правило, в области археологии, этнографии и некоторых других исторических дисциплин. Палеогеографические сведения об изменении природной среды в прошлом привлекались в основном как дополнительный, фоновый материал, иллюстрирующий те или иные положения археологических выводов.
Однако в последнее время положение существенно изменилось. В поисках решения некоторых проблем археологам все чаще приходится обращаться к палеогеографам, а палеогеографам — к истории первобытного человека, что придает их работам новое звучание и более целенаправленный характер. Этот взаимный интерес содействовал развитию синтетического, археолого-палеогеографического направления научного поиска, позволяющего яснее представить механизм взаимосвязей в системе «природа — человек» и ответить на многие жизненно важные для нас вопросы современной и будущей экологии человека.
Согласно представлениям большинства советских палеогеографов, археологов, антропологов и этнографов, указанные взаимосвязи определялись сложным переплетением социальных, экологических, биологических и других факторов; каждый из них играл важную, хотя и неравноценную роль на различных этапах развития человечества. Подобная позиция была, в частности, представлена на первом в СССР совещании по проблеме «Природная среда и первобытный человек в плейстоцене и голоцене», организованном Институтом географии АН СССР в 1973 г. и собравшем подавляющее большинство специалистов в области истории древнего человека. Подводя итоги этого важного совещания, академик И. П. Герасимов призвал к отказу как от доктрины природного детерминизма, так и социального догматизма и к необходимости всесторонней оценки проблемы палеоэкологии человека с позиций самых различных научных дисциплин (см. кн.: «Первобытный человек и природная среда». М., 1974).
Интересно отметить, что история человека совпадает по времени с четвертичным периодом, охватывающим, по новым данным, около 3,5 миллиона лет и отмеченным глобальными катаклизмами, связанными с многократным развитием и деградацией материковых оледенений. Эти природно-климатические пульсации неоднократно «бросали вызов» человечеству, которое, однако, длительное время слабо реагировало на них, сохраняя на протяжении многих сотен тысячелетий более или менее однородный палеолитический образ жизни.
Лишь к началу голоцена человечество «созрело» в биологическом и социальном отношении для активной реакции на природные изменения и последующего интенсивного развития. Именно за этот чрезвычайно короткий интервал, составляющий менее сотой доли четвертичного периода, человек прошел удивительно быстрый путь развития от конца палеолита, через мезолит, неолит и другие этапы к современному историческому времени. Интенсивная реакция человека на природные изменения четко проявилась при переходе от палеолита к мезолиту и особенно усилилась в неолите.
Исходя из этих предпосылок, рассмотрим результаты археолого-палеогеографического изучения ряда стоянок центра Русской равнины. К числу наиболее ценных памятников, исследованных совместно с Д. А. Крайневым, относятся комплексы Ивановских стоянок на Ивановском болоте в Переславском районе Ярославской области, комплексы Языковских стоянок на Савцынском болоте в Кашинском районе Калининской области и комплексы Сахтышских стоянок в Тейковском районе Ивановской области. Благодаря изучению этих многослойных стоянок удалось с наибольшей точностью разобраться в стратиграфии и хронологии культурных слоев. Здесь выявилась почти непрерывная последовательность развития древних племен и природных условий их обитания в позднем мезолите, неолите и эпохе бронзы, в интервале 2,5 — 8 тысяч лет назад, что соответствует атлантическому и суббореальному периодам голоцена. Полученные материалы существенно меняют прежние представления о неолите лесной зоны Европейской части СССР, а также выявляют новую, более сложную картину развития природных условий этого времени.
Большинство изученных стоянок расположено в котловинах, на берегах и островах древних озер, которые впоследствии превратились в обширные низинные болота. Культурные слои в виде шлейфов тянутся от стоянок в глубь торфяной залежи, где они расслаиваются и отделяются друг от друга прослойками без находок. Здесь хорошо видна последовательность их напластования, что определяет особую ценность изучения древних поселений. На стоянках, расположенных на минеральном грунте, подобного четкого расслоения обычно не наблюдается, и там сложнее определять стратиграфическое положение культурных слоев.
Поэтому особое внимание уделялось исследованию шлейфов культурных слоев в торфяных отложениях. Из стенок археологических раскопов отбирались образцы для различных анализов. Возраст культурных слоев устанавливался по сериям радиоуглеродных датировок.
Применение комплекса палеогеографических методов позволило получить обширную информацию о природных условиях прошлого и их влиянии на жизнь неолитических племен. Установлено, что значительные изменения природной среды в голоцене оказывали большое влияние на жизнь первобытных племен, заставляя их приспосабливаться к постоянно менявшимся условиям. Это означает, что основные этапы развития человека и природы в голоцене должны в какой-то мере согласовываться. Проверка этих положений может теперь осуществляться путем совмещенного анализа археологических и палеогеографических материалов и строгой корреляции событий прошлого на основе применения радиоуглеродного метода датирования.
Среди природных факторов, влиявших на жизнь первобытных племен, существенную роль играл климат. Именно климатические колебания определяли зонально-провинциальную структуру ландшафтов, изменения в растительном и животном мире, почвах, гидрологическом режиме Русской равнины в голоцене, что в свою очередь определяло направление развития хозяйства древних племен.
Наиболее резкий природно-климатический перелом произошел около 10,3 тысячи лет назад, когда завершилось последнее оледенение и началось послеледниковое время. Под влиянием всеобщего потепления и смягчения континентальности климата происходит коренная перестройка ландшафтов Русской равнины от смешанного, гиперзонального типа (Величко, 1973) к зональному. С этим важнейшим палеогеографическим рубежом примерно совпадает переход от палеолита к мезолиту, ознаменовавшийся значительными изменениями в структуре хозяйства первобытных племен.
Первые следы первобытного человека в центре Русской равнины относятся к эпохе последнего оледенения или к позднему палеолиту, который представлен редкими стоянками, а также знаменитой стоянкой Сунгирь во Владимирской области, где О. Н. Бадер (100974) обнаружил несколько уникальных погребений. В это время на территории Русской равнины был развит особый приледниковый комплекс растительности, образованный сочетанием тундровых, лесных и степных сообществ.Климат был холодным и засушливым (резко континентальным), несколько напоминавшим современый климат Якутии. О суровости природной обстановки свидетельствует реконструированная меховая и кожаная одежда в погребениях на Сунгире. Она состояла из обшитых бусами штанов и рубах глухого типа, кожаных мокасин и меховых сапог — пимов. Одежда сунгирцев напоминает современную одежду населения Арктики: чукчей, коряков, эскимосов и др.
Хозяйство позднепалеолитических племен было основано на специализированной охоте на крупных стадных млекопитающих (мамонта, северного оленя, бизона и др.), обитателей приледниковых ландшафтов. Основное охотничье оружие — длинное копье из выпрямленного бивня мамонта или дерева, метровые дротики из того же материала и кинжалы, обнаруженные на стоянке Сунгирь и на других поселениях.
Переход к мезолиту здесь, как и в других частях лесной зоны Европы, произошел на рубеже позднеледникового и послеледникового времени. В результате климатических изменений приледниковый растительный комплекс деградирует. Тундровая растительность оттесняется к северу, степная —к югу, а на большей части Русской равнины распространяются леса, господствовавшие в течение всего последующего времени.
В целом мезолит Европейской части СССР рассматривается как переходный период — время приспособления человека и его хозяйства к новой зональной структуре природных ландшафтов. Основой хозяйственной деятельности мезолитических племен становится не однородно специализированная, а разнообразно ориентированная охота на животных — обитателей степной, лесной и тундровой зон, а также рыбная ловля и собирательство. Климатическая обстановка предбореального и бореального периодов отличалась неустойчивостью, чередованием потеплений и похолоданий, частичными возвратами к условиям позднеледниковья.
В это время граница между лесом и степью располагалась севернее ее современного положения, а граница «тундра — лес» — южнее. Лесная зона отличалась большой однородностью за счет почти повсеместного распространения березовых и отчасти сосновых лесов. Вместе с тем в центре Русской равнины вплоть до начала атлантического периода сохранялись тундровые сообщества.
С этой ландшафтной ситуацией хорошо согласуются представления ученых о специфике раннего мезолита Волго-Окского междуречья, когда человек вел еще подвижный образ жизни и охотился в основном на северного оленя, обитателя тундровых и лесотундровых ландшафтов.
Переход к атлантическому периоду ознаменовался существенным потеплением и постепенным увеличением влажности климата. С этого времени начинается так называемый климатический оптимум голоцена, продолжавшийся около 3 тысяч лет и вызвавший усложнение структуры природных ландшафтов лесной зоны Европейской части СССР.
В первой половине периода, сопоставляемой примерно с поздним мезолитом, зона лесов расширяется: ее северная граница сдвигается в тундру, а южная — в степи. В центре Русской равнины леса становятся богаче и разнообразнее, появляются и распространяются теплолюбивые широколиственные породы. Обогащается животный мир лесов. Одновременно усложняются, дифференцируются орудия и методы охоты у племен позднего мезолита, которые благодаря охоте в лесах и освоению рыболовства переходят к более оседлому образу жизни.
Примерно с середины атлантического периода в центре Русской равнины появляются неолитические племена. Многочисленные стоянки этого времени концентрируются в низинах, долинах рек и в озерных котловинах. Неолитический человек селился, как правило, на песчаных почвах и избегал тяжелых (глинистых) почв моренных возвышенностей. Остановимся подробнее на эпохе неолита, в рамках которой сделан ряд важных открытий.
Неолит — важнейшая веха на пути развития человечества, знаменующая переход к более высокой форме организации жизни и хозяйственной деятельности древних коллективов. Особое значение для расшифровки истории этой эпохи имеет появившаяся в то время керамика, так как каждой культуре, как выяснили ученые, соответствуют определенные формы сосудов с характерными орнаментальными узорами. В посуде, как ни в каких других остатках, отобразились своеобразные этнические особенности каждой культуры. В неолите на территории Русской равнины существовало несколько культур, несколько различных этнических массивов. Это хорошо было известно ученым. Но вопрос о начале неолита и о последовательности в развитии неолитических племен оставался нерешенным.
До сих пор считалось бесспорным, что самая древняя неолитическая культура - Волго-Окского междуречья — это культура племен с керамикой, украшенной ямочно-гребенчатым орнаментом. Наиболее ранним памятником считалась стоянка Льялово под Москвой, относимая примерно к середине 3-го тысячелетия до нашей эры. В дальнейшем была открыта стоянка Сущево, которая по характеру кремневых орудий мезолитического облика была отнесена к концу 4-го или к началу 3-го тысячелетия до нашей эры. Эта датировка была сугубо предположительной, так как она не подкреплялась точными стратиграфическими данными и радиоуглеродными датировками.
Поэтому культурные слои с ямочно-гребенчатой керамикой льяловского типа относились до сих пор к наиболее древнему этапу неолита. Первые неолитические племена, как думали ранее, появляются в лесных районах центра Русской равнины на смену мезолитическому населению примерно в 3-м тысячелетии до нашей эры. Однако не были известны стоянки предшествовавшего мезолитического этапа, которые можно было бы уверенно отнести к 4-му тысячелетию до нашей эры, и между мезолитом и неолитом выявлялся труднообъяснимый перерыв в развитии первобытного человека этих районов.
Эту проблему удалось решить в последнее время археологам и палеогеографам при изучении неолитических болотных стоянок в Ярославской, Калининской, Ивановской и других областях центра Русской равнины (Крайнов, Хотинский, 1977). Оказалось, что в 4-м тысячелетии до нашей эры здесь существовала древнейшая неолитическая культура, о которой ничего не было известно.
Первые четкие следы этой культуры были обнаружены на болоте Ивановском близ озера Плещеево в Ярославской области. Именно здесь было точно установлено, что в торфяной толще ниже культурного слоя с ямочно-гребенчатой керамикой залегает еще более древний культурный слой с совершенно иной, гребенчато-накольчатой керамикой.
Еще в 20-х годах ее нашел на стоянке Языково I в Калининской области и отнес к ранненеолитическому времени археолог Б. С. Жуков. Однако за прошедшее с тех пор время никто из исследователей не обратил на это внимания и не подозревал о существовании в Вол-го-Окском междуречье древнейшего пласта неолитических памятников.
Только в 1972 году совместными исследованиями Института археологии АН СССР и Института географии АН СССР была открыта самая ранняя неолитическая культура, названная верхневолжской, так как ее основные стоянки концентрируются в районе Верхней Волги. Дальнейшие поиски и исследования подтвердили существование этой древнейшей культуры неолита на обширной территории центра Русской равнины и позволили установить ее точный возраст, связь с предшествовавшими и последующими этапами в развитии первобытного человека, а также природную обстановку того времени.
По радиоуглеродному методу датирования установлено, что верхневолжская культура существовала в конце 5-го и в 4-м тысячелетии до нашей эры. Наиболее древние даты для этой культуры: 5950+90 лет, 6250+60 лет, 6370+70 лет назад — позволяют почти на полторы тысячи лет отодвинуть в глубь веков нижнюю границу неолита центра Русской равнины.
Надо учитывать, что все радиоуглеродные даты, относящиеся к концу 5-го и к 4-му тысячелетию до нашей эры, нуждаются в уточнении и поправках, поскольку наблюдается их отклонение от истинного календарного времени. Дело в том, что эпоха неолита отличалась повышенной концентрацией радиоуглерода в биосфере, что приводит к «омоложению» радиоуглеродных датировок на 500—700 лет. Таким образом, если по радиоуглеродным датам, например, возраст нижней границы неолита центра Русской равнины составляет около 6,2—6,3 тысячи лет, то с учетом указанной поправки календарный возраст этой границы должен быть оценен примерно 6,7—7 тысячами лет назад. Естественно, что последние датировки можно учитывать лишь при условии введения аналогичных поправок в радиоуглеродные определения возраста неолита на других территориях. Пока эта проблема находится в стадии разработки, и в данной книге используется радиоуглеродная шкала времени.
Сейчас в Верхнем Поволжье и прилегающих районах (Ивановская, Ярославская, Калининская, Московская, Владимирская и Рязанская области) известно свыше 70 стоянок с остатками верхневолжской культуры. На западе она граничила С нарвской культурой, на юге и юго-западе — с днепродонецкой, на востоке — с волго-камской. На территории Карелии и Финляндии в это время была распространена неолитическая культура сперрингс. Верхневолжская культура и окружавшие ее племена существовали одновременно и имеют много сходных черт.
Все эти ранненеолитические культуры лесной зоны Европейской части СССР близки друг к другу сходством орудий из кремня, кости и керамики, форм охотничье-рыболовного хозяйства, топографии стоянок и т. д. Кремневый инвентарь имеет древний мезолитический характер с господством микролитической индустрии с так называемыми свидерскими традициями. Развивается и макролитическая техника: всюду на ранненеолитических стоянках встречаются одинаковые формы топоров, тесел и других крупных орудий. Значительное развитие получают костяные орудия, формы которых в различных ранненеолитических культурах более или менее идентичны. Наиболее сходна керамика, представленная широкогорлыми остродонными сосудами с гребенчато-накольчатой орнаментацией.
Внимательный анализ находок в культурных слоях привел археологов к важному, но ускользавшему ранее от ученых выводу. Оказалось, что верхневолжская керамика во многом сходна с керамикой древнейших неолитических племен, существовавших в 4-м тысячелетии до нашей эры на сопредельных территориях: в Прибалтике и Карелии, на Украине и Волго-Камском междуречье. Близость всех этих культур подтверждается сходством их кремневых и костных орудий, а также однотипной структурой хозяйства, основанной на охоте, рыболовстве и собирательстве. Все это позволяет говорить о существовании в 4-м тысячелетии до нашей эры огромной историко-культурной общности.
Появление этой общности можно объяснить как возникновением древнейших неолитических культур из единого субстрата мезолитического времени, так и близкими природными условиями обитания человека в лесной зоне Восточной Европы. Последнее предположение представляет для нас особый интерес и нуждается в дополнительном пояснении.
По многочисленным радиоуглеродным датировкам установлено, что неолитические племена появились в лесной зоне Европейской части СССР в конце 5-го тысячелетия до нашей эры. Это время относится ко второй половине атлантического периода, когда оптимальное соотношение теплообеспеченности и увлажненности способствовало наибольшему расцвету растительного и животного мира умеренного пояса Европы. Отмечается интенсивное проникновение теплолюбивых лесов в северном и северо-восточном направлении в результате потепления и усиления влияния воздушных масс Атлантики, проникавших на восток значительно дальше, чем в предшествовавшее и последующее время.
Тундровая зона почти полностью исчезла с материковой части Европейской территории СССР. Граница между лесом и степью, смещавшаяся ранее в южном направлении, установилась в положении, близком к современному, и в дальнейшем оставалась более или менее стабильной. В южной половине лесной зоны господствовали теплолюбивые смешанные дубовые леса (из дуба, вяза, липы и лещины), полоса которых на западе Европейской части СССР достигала ширины 1200—1300 километров, а на востоке — 200—300 километров.
Именно в этих лесах началась неолитическая революция.
В широколиственных лесах обитали все племена нарвской и верхневолжской культур и большая часть племен волго-камской и днепродонецкой культур. Район распространения культуры сперрингс в Южной Карелии охватывает территории с преобладанием сосняков и березняков и со значительной долей широколиственных пород.
Совпадение ареалов ранненеолитических племен с областью распространения широколиственных лесов вряд ли можно объяснить случайностью, так как именно эти леса обладают максимальной биологической продуктивностью и наиболее благоприятными условиями для добывания растительной и животной пищи по сравнению с другими ландшафтами умеренного пояса Евразии. По наблюдениям ботаников и зоологов, биомасса растительного и животного мира в этих лесах и дубравной лесостепи значительно выше, чем в зонах и подзонах, расположенных севернее и южнее.
В широколиственных лесах разнообразие местообитаний, и в частности многоярусность, растительного покрова, а также обилие различных кормов обусловливают появление здесь большего количества массовых видов птиц и млекопитающих по сравнению с другими подзонами леса. Большинство позвоночных животных широколиственных лесов и лесостепи жизнедеятельны в течение всего года, и биомасса их значительно выше и устойчивее, чем в степи, тундре и тайге.
Кроме того, в этой полосе, по мнению климатологов, отмечается оптимальное соотношение тепла и увлажнения климата, выраженное коэффициентом сухости 0,8—1,0'. К северу величина коэффициента сухости снижается, что соответствует увеличению избыточного увлажнения в направлении к тундре, а к югу — повышается, что соответствует нарастающему недостатку увлажнения в направлении к пустыне. Испарение с поверхности почвы, определяющее наиболее интенсивное развитие растительного покрова, достигает здесь максимального для умеренного пояса Восточной Европы значения — 500—550 мм/год.
Возможно, что все эти обстоятельства создали здесь наиболее благоприятные предпосылки для перехода населения лесной зоны Восточной Европы от мезолита к неолиту. Во всяком случае, несомненно, что неолитический человек в первую очередь освоил наиболее благоприятные для него в природном отношении лесные районы, перейдя здесь к неолиту — более высокой форме организации жизни и хозяйственной деятельности.
Коэффициент сухости — отношение радиационного баланса земной поверхности к количеству тепла, необходимого для испарения годовой суммы осадков.
Этнографы давно обратили внимание на тесную связь древних коллективов с географической средой и обнаружили хозяйственно-культурные типы, обусловленные спецификой природной среды и направлением производства каждого конкретного общества. Было установлено, что в сходных природных и социальных условиях могут возникать близкие по характеру комплексы культур независимо друг от друга на различных территориях. «Некоторые типы восходят ко времени древнейшего расселения людей, к периодам позднего палеолита, мезолита и неолита, другие появились позднее... Промышленная революция, сопровождавшаяся появлением капитализма, деформировала и разрушила многие из них. Однако до сих пор этнографы встречаются в отдельных странах с народами, обладающими навыками и культурными особенностями, которые сложились в далеком прошлом» (Андрианов, 1974). Такие традиционные хозяйственно-культурные типы еще существуют в ряде развивающихся стран, где основу хозяйства составляют охота, собирательство, рыболовство, скотоводство, земледелие и другие виды деятельности, зависящие в значительной мере от географической среды.
Продолжим характеристику природной среды раннего неолита. Климат в это время в центре Русской равнины отличается от современного меньшей континентальностью (температура января была на 5° выше при почти неизменной летней) и значительно большей длительностью безморозного периода. В этих условиях широколиственные леса и связанные с ними фаунистические комплексы получали максимальное распространение.
Исследование многочисленных костных остатков на ранненеолитических стоянках указывает на широкое распространение кабанов, благородных оленей, косуль, зубров, бобров и других представителей широколиственных лесов. В лесах и особенно на озерах водилось огромное количество боровой и болотной дичи. Кости птиц (глухарей, тетеревов, уток, гусей, журавлей и др.) в большом количестве найдены в кухонных остатках ранненеолитических поселений. В озерах, реках обитали разнообразные рыбы (щука, сом, осетр, стерлядь, лещ, сазан, окунь, язь, плотва и т. д.). О важности рыболовства свидетельствуют многочисленные кости рыб и целые слои рыбьей чешуи. Наряду с этими природными ресурсами в широколиственных лесах были огромные запасы растительной пищи в виде съедобных ягод, плодов, кореньев, орехов, грибов и прочего, игравших важную роль в рационе неолитического человека.
Изучение мест поселений ранненеолитического человека в лесной зоне указывает на резкое увеличение количества стоянок по сравнению с предыдущей мезолитической эпохой, что свидетельствует о значительном приросте населения в создавшихся благоприятных для ведения продуктивного охотничье-рыболовного хозяйства условиях. Выбор мест для долговременных поселений на берегах озер и речек свидетельствует о возросшей роли рыболовства. Именно оно обеспечивало неолитическим обитателям более прочную, чем охота, продуктовую базу. Было замечено, что, чем богаче озера и протоки рыбой, тем больше поселений, и, наоборот, на непроточных озерах, где в результате зимних заморов рыбы мало, неолитические поселения отсутствуют.
В условиях малой плотности населения неолитический человек умело использовал почти абсолютное «право выбора» местообитания. Он селился, как правило, на открытых озерно-речных ландшафтах, в пунктах, наиболее благоприятных для охоты, рыбной ловли, собирательства и получения хорошей (проточной) питьевой воды. Выбор часто оказывался столь удачным, что человек продолжал жить в районах ранненеолитических стоянок в течение многих столетий, покидая их только в связи с изменением в этих местах природной ситуации, в частности из-за заболачивания озер.
Большинство стоянок располагалось на островах, мысах, стрелках и других местах, обладавших рядом преимуществ перед другими местами обитания. Хороший обзор местности, наличие водной преграды от хищников, меньшее количество гнуса на открытом месте — все это имело в данном случае важное значение. Особое внимание привлекали места впадения рек в озера и их истоки — пункты наибольшей концентрации рыбы, где можно было бы организовать успешное по тому времени рыболовство.
Тяготея к озерно-речным ландшафтам, человек не распространял свои стоянки в глубь водоразделов, занятых смешанными дубовыми лесами. Это объясняется как спецификой распределения животного мира в лесах, так и сложностью получения питьевой воды на водоразделах. По наблюдению зоологов, животный мир концентрируется не в «глубинах» лесных массивов, а на окраинных, ландшафтно-контактных участках, что известно как явление «пограничного эффекта».
В связи с открытием верхневолжской культуры потребуется коренной пересмотр многих взглядов на развитие неолитических и более поздних культур не только в центре Русской равнины, но и в других частях Европы.
Следует, в частности, отказаться от традиционных представлений о «запаздывании» начала неолита в лесной зоне Восточной Европы по сравнению с западными территориями континента. Многочисленные радиоуглеродные датировки показывают, что переход к неолиту на огромных пространствах Европы, в полосе, ограниченной примерно 50—60° с. ш., произошел более или менее одновременно — в конце 5-го тысячелетия до нашей эры.
Именно к этому времени относятся многочисленные радиоуглеродные даты, полученные для нижней границы неолита во многих странах Западной и Средней Европы : в Дании, Швеции — около 6000 лет назад; в Голландии— 6300—6500 лет; во Франции (северная часть) — 6000 лет; в Швейцарии, ФРГ, ГДР, Польше — 6000—6300 лет; в Норвегии, Финляндии — 5800— 6000 лет назад (Тимофеев, 1977).
Такое совпадение предстанет в еще более удивительном свете, если учесть, что совсем недавно радиоуглеродные «часы» показали примерно то же время для начала неолита на противоположном конце Северной Евразии — в Якутии. Серии радиоуглеродных датировок, полученных по многослойным стоянкам Северо-Востока СССР, указывают, что переход к неолитическому образу жизни и здесь произошел около 6000 лет назад (Мочанов, 1977). Одновременность перехода к неолиту в лесной зоне Северной Евразии объясняется, по-видимому, автохтонным (местным) саморазвитием позднемезолитических племен, а не какими-либо миграциями первобытных племен на столь огромных территориях. В пользу этого предположения свидетельствует и мезолитический характер орудий в раннем неолите.
Некоторые исследователи могут возразить, указав на то, что переход к неолиту в более южных районах Евразии произошел, по радиоуглеродным датам, значительно раньше. Действительно, на Ближнем Востоке и в Японии неолит начался около 9—10 тысяч лет назад, в Средней Азии — примерно 8 тысяч лет назад. Разновременность неолитизации в масштабах Евразии не вызывает сомнения: она выявлена на основе точных методов датирования и анализа распространения домашних животных, а также растений, связанных с хозяйственной деятельностью человека, из отдельных центров.
Однако все эти факты, рассматриваемые иногда как доказательство миграционной концепции, свидетельствуют лишь о бесспорной разновременности возникновения в различных районах определенных типов производящего хозяйства, что могло определяться не только непосредственными перемещениями племен, но и распространением навыков, технологических открытий, а также социальными сдвигами и саморазвитием местных культур.
Открытие в центре Русской равнины верхневолжской культуры позволяет по-новому подойти к решению некоторых важных проблем древней истории Европейской части СССР. Возникает совершенно иная картина появления и расселения неолитических племен в лесной зоне Восточной Европы. Если прежде на ранненеолитических картах в Волго-Окском междуречье были показаны племена льяловской культуры с ямочно-гребенчатой керамикой, то теперь их место занимает верхневолжская культура с гребенчато-накольчатой керамикой, а нижняя граница неолита этих и других лесных районов Восточной Европы отодвигается в глубь веков более чем на тысячу лет.
Археолого-палеогеографические исследования многослойных болотных стоянок центра Русской равнины позволили наметить смену следующих культур, происходившую здесь в эпоху мезолита, неолита и бронзы (Крайнов, Хотинский, 1978):
1) мезолитической;
2) верхневолжской ранненеолитической с гребенча-то-накольчатой керамикой;
3) льяловской средненеолитической с ямочно-гребенчатой керамикой;
4) протоволосовской поздненеолитической с ямчато-
гребенчатой керамикой;
5) волосовской поздненеолитической с гребенчато-ямчатой керамикой;
6) фатьяновской пришлой скотоводческой культуры
эпохи бронзы.
Особенно остро встает вопрос о происхождении и развитии неолитических племен с ямочно-гребенчатой керамикой, непосредственно следующих за верхневолжской ранненеолитической культурой. Керамики и той и другой резко отличаются друг от друга.
Культура с ямочно-гребенчатой керамикой имела огромный ареал. Она занимала всю лесную полосу Европейской части СССР (от границ лесостепи до Беломорья). Радиоуглеродные даты по стоянкам Сахтыш I, Языково I и Ивановское III свидетельствуют о распространении этой культуры на рубеже 4—3-го тысячелетий до нашей эры. В этот период происходили природно-климатические изменения. При переходе от атлантического к суббореальному периоду наблюдалась глубокая регрессия в гидрологической сети центра Русской равнины. Она сочеталась со значительным похолоданием, вызвавшим новые изменения в растительном и животном мире лесной зоны Европейской части СССР. Например, отмечается частичная деградация теплолюбивых широколиственных лесов, увеличение роли холодостойких фаунистических элементов и т. д.
С этими природными изменениями совпадает новый этап в развитии первобытного человека, когда неолитические племена не только распространяются по всей лесной зоне, но и появляются в тундре. Таким образом, предыдущая прочная связь племен лишь с определенными ландшафтами ослабевает и «география» неолитического образа жизни существенно расширяется.
История волосовской культуры — наиболее сложна и еще не вполне выяснена. Если раньше считали, что эта культура пришлая для данного района, то теперь, по мнению Д. А. Крайнова, можно думать, что она сформировалась именно здесь на основе эволюции верхневолжской культуры. Появление уже явно пришлых культур бронзового века — фатьяновской, абашевской и поздняковской — относится к суббореальному периоду голоцена, отмеченному существенными изменениями природной обстановки в большинстве районов лесной зоны Восточной Европы. Прежние представления об однотипном, ксеротермическом (теплом и сухом) характере климата этого периода оказались неточными. Полученные в последнее время многочисленные палеоботанические, радиоуглеродные и другие данные свидетельствуют о сложной, неоднородной структуре этого этапа голоцена. Он разделяется на три отличающиеся друг от друга климатические фазы: раннесуббореальное похолодание (около 4,1—4,6 тысячи лет назад), среднесуббореальное потепление (3,2—4,1 тысячи) и позднесуббореальное похолодание и увеличение увлажненности климата (200,5—3,2 тысячи лет назад).
Только среднесуббореальная фаза может условно для некоторых районов рассматриваться как ксеротермическая. Однако ни в одной из суббореальных фаз не отмечается сколько-нибудь значительного сдвига границы между лесом и степью как в Европейской, так и Азиатской частях СССР. Палеогеографические материалы не подтверждают представлений некоторых археологов о том, что проникновение южных земледельческих и скотоводческих племен в лесные районы связано с экспансией степей на север в суббореальном периоде. Это, конечно, не означает, что интенсивные перемещения населения в конце неолита и начале бронзового века совершенно не зависели от изменения природной обстановки.
Происходившие в суббореальном периоде интенсивные климатические колебания, пульсации уровня вод в гидрологической сети обширных территорий и другие природные изменения, несомненно, содействовали активизации миграционных процессов. Можно предполагать, что появление южных племен в лесных районах объясняется не остепнением этих территорий, а неблагоприятными для человека природными ситуациями, возникавшими в самой степной зоне. В степях, не говоря уже о пустынях, засухи вызывали серьезные изменения в растительном и животном мире, гидрологическом режиме этих территорий, что могло катастрофически сказаться на хозяйственном укладе южных племен и вызвать их спасительную миграцию в иные ландшафтные условия.
В интересной работе Ю. А. Краснова (100971) приведены убедительные археологические и другие доказательства того, что развитие раннего животноводства и земледелия в бронзовом веке в лесной зоне Восточной Европы происходило в широколиственных и отчасти хвойно-широколиственных лесах, а не в степных или лесостепных условиях. Палеогеографические свидетельства и современные геоботанические наблюдения подтверждают представление этого автора о существовании в лесной зоне первичных безлесных или слабозалесенных пространств, где и могло начаться формирование раннего земледелия и скотоводства особого, «лесного» типа. Возможно, в это время складывалась новая структура экономики, основанной на сочетании преимуществ производящего и присваивающего типов хозяйств в условиях лесной зоны.
Специфика природных условий лесной зоны Русской равнины оказывала большое влияние на характер деятельности человека и более позднего времени. Только с появлением в этих районах славян доля «лесного» хозяйства начинает существенно сокращаться за счет земледелия и скотоводства. Однако этот процесс был длительным, продолжавшимся многие столетия. Исторические документы свидетельствуют о том, что еще в XVI—XVII веках нашей эры охота и рыболовство играли важную роль в хозяйственной деятельности населения центральных районов Русской равнины (Кириков, 1966).
Приведенные примеры, несомненно, выявляют важное значение природной среды и ее изменения в голоцене в процессе развития племен и народов, населявших Русскую равнину. Конечно, не следует преувеличивать роль природного фактора. Анализ истории природы и истории древних племен в плейстоцене и голоцене показывает, что древние коллективы начали активно реагировать на природные изменения в прошлом лишь при достижении ими определенного социального и биологического уровня развития.
Формирование первобытного общества, несомненно, многофакторный процесс, многие аспекты которого еще скрыты от нас и нуждаются в дополнительных научных разработках. Но уже теперь вырисовывается важная роль трех основных факторов: социального, антропобиологического и природно-экологического. Эти звенья взаимосвязаны, что следует учитывать не только в ретроспективном, но и в прогнозном плане. Наиболее сложен и наименее изучен антропобиологический аспект данной проблемы.
Природно-экологический фактор — важный, но далеко не всегда определяющий. Например, если резкое изменение природной среды в начале голоценового межледниковья сопровождалось скачкообразным изменением характера первобытного общества (переход во многих районах от палеолита к мезолиту), то близкий по масштабу и направленности природный перелом в начале предшествовавшего (микулинского) межледниковья не отразился существенно на развитии палеолитических племен. Климатические оптимумы отмечались в прошедших межледниковьях, но только в голоцене оптимум атлантического периода содействовал качественному изменению хозяйства первобытного человека лесной зоны СССР.
Так вкратце можно оценить роль природного фактора в развитии древних племен. Но не меньший интерес представляет выявление «обратной связи» — определение степени интенсификации влияния деятельности человека на естественные ландшафты в течение голоцена. Интересные палеоботанические работы в этой области провели Иверсен, Цейст, Фегри, Берглунд и другие зарубежные исследователи, которые на основе анализа древней пыльцы, ископаемых семян и плодов растений обнаружили следы хозяйственной деятельности человека в далеком прошлом.
В СССР также ведутся работы в данном направлении. Проводится специальное изучение пыльцы и других остатков растений в культурных слоях мезолита, неолита и бронзы для выявления признаков антропогенного изменения естественных ландшафтов. Удается, в частности, находить пыльцу сорной растительности, указывающую на различные стороны хозяйственной деятельности человека. По этим данным можно установить, чем питался, что выращивал древний человек. Обнаруживаются следы пожаров, рубок леса, нарушения почвенного покрова при интенсивном выпасе скота и т. д. Есть возможность определять древнюю пыльцу культурных злаков; это позволяет уточнять и дополнять исторические, часто фрагментарные сведения о ранних этапах развития земледелия в различных районах нашей страны.
Оказалось, что в эпохи неолита, бронзы, не говоря уже о мезолитическом времени, деятельность человека во многих лесных районах Русской равнины не приводила к значительному изменению природных ландшафтов. Даже в непосредственной близости от стоянок растительный покров оставался более или менее ненарушенным. Длительное преобладание присваивающих элементов (охоты, рыболовства, собирательства) в хозяйстве древнего человека содействовало продолжительному сохранению здесь естественных ландшафтов почти в первозданном виде.
По мере приближения к нашему времени роль антропогенного фактора, безусловно, нарастала. Однако крупные преобразования, меняющие лицо естественных ландшафтов обширных территорий, начали проявляться здесь на удивление поздно. По данным историков, Русь в раннюю эпоху представляла собой равнину со сгустками населения лишь в долинах рек, «промежутки между которыми были заняты сплошным лесом». Даже в XVI—XVII веках бескрайные леса Московии поражали воображение бывавших здесь иностранцев. Интенсивное использование леса началось в центре Русской равнины лишь в XVII—XVIII веках, а в более северных районах — значительно позднее.
К концу XIX века даже на издавно обжитом юге «Центрального края» встречались еще малонаселенные местности, богатые лесом. К таким выводам пришел на основе анализа летописных и иных исторических до-/ кументов С. В. Кириков (100966); это хорошо согласуется с палеоботаническими данными. В частности, изучение пыльцы, выделенной из культурных слоев многослойных стоянок в долине Средней Оки близ Рязани, показало, что существенные изменения в растительном покрове этих территорий под влиянием интенсивной! деятельности человека стали проявляться здесь лишь со второй половины XVIII века.
Даже в некоторых странах Средней Европы, освоение которых происходило в прошлом более интенсивно, крупные ландшафтные изменения антропогенного характера начали сказываться также сравнительно поздно. По данным польского исследователя Курнатовского, площади земельных угодий, которые человек использовал на территории современной Польши, были до V века еще очень незначительными.
В Западной Европе, издавна отличавшейся высокой плотностью населения и производящей структурой хозяйства уже с неолита, серьезные антропогенные изменения ландшафтов проявились в более раннее время. Теперь в этих краях почти не сохранилось (кроме некоторых горных районов) не измененных человеком участков первозданной природы.
Ф. Энгельс писал, что «от «природы» Германии, какой она была в эпоху переселения в нее германцев, осталось чертовски мало. Поверхность земли, климат, растительность, животный мир, даже сами люди бесконечно изменились, и все это благодаря человеческой деятельности, между тем как изменения, происшедшие за это время в природе Германии без человеческого содействия, ничтожно малы»
Что касается более древних, доисторических пластов жизни населения Западной Европы, то значение антропогенных изменений в ландшафтах этих территорий иногда преувеличивается палеоботаниками. Для примера можно сослаться на дискуссию о причинах выпадения вяза из состава широколиственных лесов Северо-Западной Европы при переходе от атлантического периода к суббореальному, которая недавно велась в научной литературе. В отложениях этого переходного этапа резко сокращается количество пыльцы вяза и отмечается пыльца сорной растительности, связанной с различными сторонами хозяйственной деятельности человека.
Опираясь на эти факты, некоторые зарубежные ученые (Фегри, Иверсен и др.) предположили, что изменение характера широколиственных лесов объясняется антропогенными причинами. Уменьшение количества вяза, говорили они, вызвано тем, что листья и молодые побеги этой древесной породы использовались неолитическими племенами как корм для скота.
Но позднее выяснилось, что выпадение вяза происходило одновременно не только в Западной Европе, но и во всей лесной зоне Русской равнины и Урала, где в это время неолитические племена вели охотничье-рыболовное хозяйство и не занимались скотоводством. Выявленная радиоуглеродными датировками синхронность выпадения вяза на огромных территориях объясняется не деятельностью человека, а резким похолоданием климата в начале суббореального периода, которое не только привело к деградации теплолюбивых пород, но и вызвало существенную перестройку растительного покрова всей Северной Евразии. Эти и подобные крупные изменения в растительном покрове в эпохи мезолита, неолита и даже бронзы вряд ли можно считать делом рук человека, и их логичнее рассматривать как результат изменения физико-географических, и прежде всего климатических, условий прошлого.
Приведенный пример, конечно, не означает, что интенсивное изменение естественных ландшафтов в Западной Европе началось так же поздно, как и в Восточной Европе. Неравномерность процесса освоения этих территорий хорошо известна по многочисленным историческим свидетельствам. Палеогеографические наблюдения подтверждают эти различия, указывая на более глубокие, доисторические корни антропогенных изменений природных ландшафтов в Западной Европе.
Сравнительно лучшую сохранность естественной природы отдельных районов лесной зоны Русской равнины, а также огромных территорий Сибири и Дальнего Востока можно рассматривать как великий дар природы и древней истории нашей страны. Это уникальное качество природы СССР необходимо бережно хранить для будущих поколений.
Советские ученые располагают редкой для наших дней возможностью исследовать обширные территории, где природа сохранилась в первозданном или слабоизмененном виде. Для палеогеографов такая перспектива особенно ценна, так как она позволяет им проследить за развитием «чистой», не искаженной влиянием человека природной среды и уловить определяющее это развитие дыхание биосферы. Сравнение таких «чистых» в палеогеографическом отношении территорий с другими, более освоенными районами дает возможность четко выявить соотношение антропогенных и природных сил, действовавших в системе «природа — человек», и подойти к осуществлению прогнозных построений.