Восход Мишка проспал. Когда он вышел на крыльцо, сонно моргая и поеживаясь от утренней свежести, солнце уже встало из-за океана. На немыслимо чистом, иззелено-голубом небе необычайно четко прочерчивалась линия сопок с возвышающейся над ней острой, ребристой вершиной вулкана. С океана катились на берег сверкающие волны, словно они вобрали в себя солнечный свет и теперь спешили отдать его земле.
В рыбацком поселке начиналось утро.
Наскоро выпив молока и дожевывая на ходу кусок хлеба, Мишка побежал в ближнюю бухту, в рыбацкий стан.
Михаил Спиридонов, или просто Мишка, как звали его все в поселке, тринадцатилетний подросток, родился здесь, на Кунашире, крайнем южном острове Большой Курильской гряды. Сын рыбака, он хорошо знал рыб и морских животных, обитающих в прибрежных водах, все дозволенные и недозволенные способы их лова. Ведь он вырос на берегу Тихого океана в атмосфере рыбацких интересов, которыми жил весь небольшой поселок Алехино — отделение рыболовецкого колхоза «Родина».
Поднявшись на гребень невысокой сопки, Мишка стал высматривать рыбацкий стан.
Место для невода выбрали за мысом, в обширной бухте с песчаными отмелями, отгороженными со стороны открытого океана высокими скалами. В бухте — «ковше», как говорили рыбаки, — всегда было тише, даже в сильный шторм. Здесь нередко отстаивались застигнутые непогодой рыбацкие сейнеры.
На берегу бухты построили просторный шалаш. В нем держали запасную дель и всегда дежурил кто-нибудь из рыбаков, приглядывая за большим океанским неводом. Вон он лежит на глади бухты как на ладони. С сопки Мишка отчетливо видит прямую темную линию — центральный становой трос. Его поддерживают на воде поблескивающие на солнце большие стеклянные шары — «наплава». Рама «ловушки», поставленная в узкой части невода, обращенного к океану, вместе с тросом вырисовывает на воде длинную букву «Т». На трос навешены и «крылья» невода — сама сеть, обозначенная цепочками деревянных поплавков. Все эти премудрости Мишка знает назубок. Только на невод его еще не брали...
Мишка заметил, как от берега отвалила шлюпка. Отсюда она казалась совсем маленькой, люди в ней не различались. Только посверкивала вода при взмахе весел. Шлюпка обошла невод, немного задержалась около ловушки и вернулась к берегу. Значит, понял Мишка, косяки сельди все еще ходят где-то в океане, дожидаются, когда вода у берега потеплеет. Только тогда они подойдут к острову, начнут метать икру и молоки, выводить свое селедочное потомство. Если повезет, то какая-то часть одного из косяков должна попасться в невод.
От напряженного всматривания в сверкающую гладь океана у Мишки начинают болеть глаза. Он опускается с гребня и бежит все увеличивающимися прыжками вниз по склону сопки, в сторону рыбацкого стана. Запыхавшись от быстрого бега, он влетает в шалаш.
Четверо молодых рыбаков лениво покуривают. Старый сетевой мастер Иван Филиппович, разложив на земляном полудель, шьет из нее запасную ловушку и, по обыкновению, ворчит.
— Вот шестой рыбак пожаловал, — кивает он в сторону Мишки. — Вся горе-бригада в сборе... Не знаю, о чем наш председатель думает. Всю алехинскую бригаду невесть куда угнал. Сейнер шестой день не возвращается. А не сегодня завтра путина начнется.
Мишка, отец которого ушел на этом сейнере и до сих пор не вернулся, с понимаем вздыхает. Молодые рыбаки, привыкшие, что все в колхозе делается по команде сверху, не приученные думать самостоятельно о деле, равнодушно помалкивают.
— А ну как заштормит, сорвет невод? Как мы впятером управимся? — пугает их Иван Филиппович. — ( Это вам не какое-нибудь азовское мелководье, а Тихий океан. Да и не больно-то он тихий. Силища у него непомерная. — Он взглядывает в сторону океана. — Вон, глядите, прилив-то в четыре ряда на берег прет...
Рыбаки даже головы не поворачивают, зато Мишка выглядывает из шалаша, смотрит, как идут приливные волны. Достигнув отмели, вода | вскипает четырьмя рядами длинных валов. Первый — самый высокий — I взметывает пенный гребень и с грохотом обрушивается на берег. Второй уже стоит за ним наготове. Третий набирает высоту и силу. Четвертый вал — пока еще низкий — начинает подниматься над гладью океана. Волны идут с мерной и грозной силой. На берегу стоит неумолкаемый ' грохот пушечной канонады.
Мишка следит за тем, как океанские волны прокатываются над неводом, а он стоит, натянутый, как струна, и не собирается сдаваться.
— Дедушка, невод-то целехонький! — успокаивает Мишка старого мастера.
— Стоит пока... Посмотрим, что дальше будет. Ясное дело, с нашими порядками в колхозе без синяков да шишек не обойдемся...
Мишка просидел бы весь день в этом шалаше, около Ивана Филипповича, если бы тот не прогнал его к обеду домой.
...Ночью в окно Спиридоновых застучали. Пока Мишка продирал глаза, Иван Филиппович—одинокий старик, давно живший на правах родственника в их доме, в угловой комнате,—открыл окно, высунулся.
— В один момент! — сказал он кому-то и заторопился, как на пожар. — Вставай скорее, рыбак! — крикнул он Мишке, натягивая высокий рыбацкий сапог не на ту ногу. — Путина началась!
Мишка выбежал из дома, не слушая увещеваний матери, и, спотыкаясь спросонья, понесся за Иваном Филипповичем.
В путинном стане горел костер. В темноте безлунной ночи багровое пламя озаряло стену шалаша, песок, силуэты людей, казавшихся очень большими, темную громаду кунгаса, полувытащенного на берег. Видно, ночью его перегнали сюда из поселка. Четверо рыбаков, кряхтя и ругаясь, сталкивали его в воду.
— Дедушка, возьми меня на невод! — взмолился Мишка.
— Полезай в кунгас.
Мишка забрался на нос, взял в руки протянутый ему фонарь. Кунгас отошел от берега, и кругом стало темным-темно. Мальчик поднял фонарь повыше.
— Ты на воду посвяти, — негромко сказал Иван Филиппович.
Он двигал веслом тяжело и осторожно, как будто вел кунгас не в воде, а в чем-то густом, задерживающем движение. Мишка глянул вниз.
Вокруг кунгаса шевелилась сплошная рыба. Мишка не различал в полутьме лиц рыбаков, но чувствовал, что они взволнованы так же, как он. Кунгас двигался к неводу в напряженном молчании, изредка прерываемом приглушенными возгласами. Люди невольно боялись спугнуть рыбу громким звуком. А черные спинки и светлые бока селедки с шорохом терлись о днище кунгаса, выплескивались из воды, вставали горбом то тут, то там. Казалось, выпусти старый мастер из рук весло, оно так и останется стоять в этой невероятной каше из живой рыбы. Косяк сельди, охваченный непреоборимым стремлением оставить свое потомство именно здесь, на этих отмелях, прогретых солнцем, спешил выполнить веление природы, не считаясь ни с чем: ни с присутствием людей, ни с преградой в виде длинного невода.
Подгребли к ловушке. Она оказалась битком набитой рыбой. Пока рыбаки вычерпывали трепещущую сельдь сачками на длинных ручках — зюзьгой, онемевший Мишка едва переводил дыхание, глядя на беспрерывное кипение жизни вокруг.
— Чего уши развесил? — неожиданно грубо прикрикнул на него Иван Филиппович. — Работай!
Он сунул Мишке в руку зюзьгу, и мальчик начал лихорадочно черпать рыбу...
Переполненный сельдью кунгас отвели в сторону. Пересели в шлюпку и стали переливать рыбу в два сетевых мешка. Когда они наполнились, их прицепили к кунгасу. Иван Филиппович приспособил запасную ловушку вместо третьего сетевого мешка. Больше брать рыбу было не во что. Приходилось ждать утра, а с ним возвращения сейнера, чтобы сдать улов и освободить тару.
Над мысом поднялась ущербная луна. Она осветила такое скопление рыбы вокруг невода, в какое трудно было поверить. Вода кипела от рыбы, а люди сидели на берегу в мучительном бездействии. Иван Филиппович чуть не плакал.
— Проходит счастье мимо! Эх, если бы сейнер с бригадой был на месте!
Старый мастер придумал вычерпывать рыбу на брезент, разостланный на песке, но все это выглядело жалким перед богатством, уходившим из рук. Рыбаки уселись вокруг костра, чтобы просушить одежду у жаркого пламени.
— Горевать-то вроде не о чем, — сказал один молодой рыбак, повертываясь к огню другим боком.— За одну ночь взяли почти полплана...
Иван Филиппович сушил над костром промокший ватник, от которого валил пар. Он ответил с досадой:
— Что полплана! Тут два, три... даже, четыре плана взять можно, да нечем. А ведь рыба ждать не будет...
Рассвет застал их в том же беспомощном состоянии. Рыбаки дремали у погасшего костра. Один старый мастер никак не мог успокоиться и все шагал по берегу, высматривая сейнер.
— Все наша неорганизованность, — бормотал он.— Никак не научимся жить на островах, по-настоящему пользоваться их богатствами... Вот это рыба! Сейчас бы здесь рыбонасос, а мы-то на нее с зюзьгой... У, проклятая! — озлобился Иван Филиппович на свой немудрящий рыбацкий инструмент, верой и правдой служивший его дедам и прадедам.
Он схватил сачок за длинную рукоятку и переломил ее о колено.
И вдруг как будто что-то случилось в бухте. Перестала кипеть вода вдоль крыльев невода, выскакивать рыба из воды. Бухта опустела. Косяк ушел.
В стане стали появляться жены рыбаков. За Мишкой, измученным и промокшим, пришла мать. Но он обязательно хотел дождаться сейнера, подхода нового косяка сельди.
— Подряд два раза такого счастья не бывает, — уверяла его рыбачка.
Жены полоскали в ручье просолившуюся одежду мужей, развешивали ее для просушки. А рыбаки, переодевшись в сухое и перекусив, уже спали вповалку в шалаше.
— Вот видишь, — сказала мать Мишке, — смену приняла женская бригада. Мужчинам полагается отдыхать.
...Когда они дошли до дому, глаза у Мишки слипались, явь мешалась со сном. Мать уложила его в постель, и перед ним опять затрепетала живая, сверкающая чешуей рыба...
Мальчик проспал до вечера, а когда проснулся, то по запаху тухлой рыбы и смазанных ворванью рыбацких сапог, носившемуся по дому, понял: вернулся отец. Сын было сунулся к нему со своими новостями, но тот был мрачнее предштормового океана. Оказывается, их сейнер пять дней простоял без дела у пирса рыбозавода с полными трюмами крупной, первосортной тихоокеанской камбалы. Завод не принимал улов: не хватало емкостей, рыбообработчики не справлялись с потоком поступавшей рыбы. От жары камбала начала вспухать, тухнуть. Пришлось отвести сейнер подальше в океан и выбросить за борт добрых две сотни тонн. То-то закуска была акулам!
Курильские рыбаки знают: сколько сельди ни возьми, все равно план придется добирать на горбуше — рыбе солидной, основательной. Первые ее метровые экземпляры к концу августа стали заходить в ловушки ставных неводов. Это «разведчики». Значит, со дня на день начнется лососевая путина. Во все речки и ручейки острова устремится красная рыба, пойдет на нерест в верховья, преодолевая любые преграды, чтобы отметать икру именно в том месте, где несколько лет назад родилась сама. Выполнив свое предназначение, она, полуживая, неузнаваемо изменившаяся — безобразно горбатая, пугающе зубастая, — скатится с пресной водой в океан.
Казалось бы, первое, что нужно сделать рыбакам в ходе подготовки к путине, — это всемерно облегчить ей доступ в реки, чтобы не снизилось воспроизводство ценнейшей рыбы: хоть немного расчистить устья, разобрать крупные лесные завалы в русле. Где там! Никто об этом не заботится. Все — от начальства до рядового рыбака — думают только о том, как бы взять от океана побольше. Вот и получается: с каждым годом лососевые стада — кеты, горбуши — редеют.
Пока взрослые готовили свои орудия массового пленения и убийства рыбы, Мишка тоже подготовился: достал из сарая длинную двузубую острогу и хорошенько наточил ее. Отец занят на путине, мать — по хозяйству, а уж сделать для дома запас на зиму красной икры — его святая обязанность.
Как-то утром, в самый разгар лососевой путины, Мишка и соседский мальчишка Коська Тузов, сын алехинского бригадира, взяли по большому эмалированному ведру, острогу и отправились на промысел.
Идти было недалеко. В километре от поселка из Медвежьего распадка вытекала речка. Впрочем, и речкой-то ее трудно назвать: так, безымянный ручей в два-три метра в самом широком месте. Но каждый год в ней бывало горбуши!..
Подошли к речке, стали вглядываться в воду. Мишка уж руку с острогой занес, чтобы безжалостно колоть, колоть... Что такое? На фоне светлого песчаного дна ни одной темной спины, длинной и быстрой, как морская торпеда.
— Гляди-ка, — приятель толкнул Мишку плечом. — Это чей?
В океане, у самого устья речки, вопреки всем правилам лова, полностью закрывал в нее проход здоровенный невод.
— А-а! — догадался Мишка. — Это из соседнего колхоза «Курильский рыбак» постарались. Говорят, с планом у них плоховато. Зато теперь весь косяк — до единой рыбки — их.
Закрывать рыбе доступ на нерест — самое злейшее браконьерство. В этой речке воспроизводства горбуши уже не будет. Увидев такое, надо бы немедленно бежать к ближайшему телефону, звонить в рыбоохрану, чтобы взгрели как следует виновных. Но недаром говорится: рыбак рыбака видит издалека. Следует добавить: и никогда не продаст. Мальчишки только покрутили головами, удивляясь ловкости соседей, и, перейдя речку вброд, двинулись дальше по берегу.
Вон из леса вытекает ручеек. Маленький, узенький. А перед самым впадением в океан еще и бесследно исчезающий в прибрежном песке. У нас под Ленинградом в таком ручье ни одна уважающая себя лягушка водиться не станет. А тут!.. Как раз напротив ручья, в океане, у берега, ходили десятки метровых громадин. Вот одна отплыла подальше, разогналась, стремительно вылетела на берег. Обдирая брюхо о песок, извиваясь, помогая себе плавниками, как лапами, переползла песчаную перемычку и плюхнулась в ручей. Наполовину выступая из воды, поднимая каскады брызг, пошла, пошла вверх по ручью... За ней выскочила на берег другая. Мишка разбежался, сильно ударил сапогом рыбину в бок, выбил ее, как футбольный мяч, подальше на сухой песок. Подбежавший Коська вспорол ей ножом брюхо, вывалил икру ¦в ведро, а обезображенную, еще трепещущую тушу бросил. Через полчаса оба ведра были полны крупной, ярко-розовой икры. На берегу валялось штук двадцать больших растерзанных горбуш. Сгибаясь под тяжестью полных ведер, довольные ребята двинулись домой. Думали ли они, сколько миллионов потенциальных мальков, загубленных жизней несли они в своих ведрах? Вряд ли. В школе их об этом размышлять не научили, дома они только и слышали разговоры о том, как увеличить уловы. Конечно, они знали, что браконьерство — это нехорошо. Но ведь все так поступают!
А сколько доброго, полезного в деле рыбоохраны (приведения в порядок нерестовых речек, выявления браконьерства) могли бы сделать школьники! Существует же «зеленый патруль». Что, если в каждом поселке острова, в каждой школе создать «голубой патруль»? Ребятишки проберутся всюду, ловкие детские руки сделают то, до чего не доходят руки взрослых, от их зоркого глаза не ускользнет ни один случай браконьерства. А главное, какая бы это была хорошая нравственная школа для ребят!
Пришла теплая и ясная курильская осень. Путинная горячка кончилась. На берегу наступило затишье. Начинался период плановой работы тралового флота в отдаленных районах океана.
В одно осеннее утро Мишка проснулся раньше обычного. В доме еще все спали. Мальчик тихо вышел. На ясном небе виднелся молодой месяц. Его тонкие рожки таяли в первых лучах восходящего солнца. Мишка глянул на отмель и удивился. Ночь была теплая, а берег будто побелел от снега. Он лежал на песке волнистыми полосами. Волны отлива неторопливо набегали на берег и, откатываясь обратно в океан, оставляли все новые и новые светлые полосы.
Мишка решил поближе посмотреть на этот необычный снег. Он подошел к бухте и остановился в растерянности. Вся песчаная отмель, возле которой раскинулся поселок, от края и до края была усеяна некрупными белобокими рыбками. Они слабо шевелились на песке, блестя серебристой чешуей.
Но Мишка недаром был сыном рыбака. Только несколько мгновений стоял он, онемев от изумления. Потом помчался к домам.
— Вставайте! Рыба! Рыба идет!
На его крики из домов выскакивали полуодетые люди. В поселке началась невообразимая кутерьма. Женщины, ребятишки тащили к бухте ведра, тазы, лоханки, детские ванночки. Все принялись собирать белобокую нежную рыбку, мыть ее тут же в морской воде и складывать во что придется. Скоро по берегу пронесся вопль:
— Соли!
Щедрый дар океана застал рыбацкий поселок врасплох. Соли у всех нашлось по нескольку горсточек, а рыбы можно было насолить сколько угодно.
Мишка вместе с матерью подбирал на отмели белобоких рыбок. Возле них, взвизгивая от восторга, плескались малолетние ребятишки, пускали в воду самых маленьких рыбешек — поплавать. Но рыбки уже были сонные, и волны выбрасывали их обратно на песок.
Мать говорила с досадой: — Зря собираем. Пропадет все. Где взять соли?
На берегу появился невысокий плотный человек. Это был самый главный начальник в поселке — бригадир алехинской рыболовецкой бригады Тимофей Петрович Тузов. С первого взгляда на неожиданное богатство он понял, что зашедший в бухту косяк белобоких рыбок — знаменитая дальневосточная иваси. По многу лет этот деликатесный вид сельди не попадается вовсе, а потом вдруг появляется в несметных количествах. Некоторые ученые считают, что это зависит от активности солнца, как, например, урожай на морской планктон или появление громадных туч африканской саранчи. Недаром массовый лов иваси совпадает с одиннадцатилетним солнечным циклом.
Увидев ажиотаж женщин и детей на берегу, Тузов решил использовать его для общего дела. Еще с сельдяной путины у него на складе осталось несколько мешков крупной серой соли и немало пустых бочек. Бригадир распорядился выкатить бочки прямо на берег, приставил к ним самых опытных рыбообработчиц. Сюда же принесли соль. Увидев ее, женщины было кинулись ее разбирать. Но Тузов сразу же прекратил анархию.
— Сдавайте рыбу мне, — сказал он. — Все равно в личное пользование соли никому не дам, пропадет ваше добро зря. А сдатчикам открою счет.
Женщины быстро сообразили, что дело это выгодное. Солильщицам нанесли столько рыбы, что они еле успевали с ней управляться. Рыбачки, подтаскивая рыбу, поздравляли друг друга:
— С нежданной путиной, бабоньки!
— Не хуже мужиков заработаем!
К вечеру засолили сорок две бочки. Тимофей Тузов улыбался, шутил с каждой сдатчицей.
Мишка работал до позднего вечера вместе со всеми. Зашло солнце. Начавшийся большой суточный прилив смыл в океан всю несобранную рыбу, вымыл, вылизал прибрежный песок до зеркального блеска. С берега усталый Мишка уходил последним. Михаил Спиридонов, сын рыбака, урожденный курильчанин чувствовал себя героем дня. Ведь это он первым обнаружил неожиданный подарок океана.
Тихий океан, погружаясь в ночную тьму, дышал мощно и спокойно. Какие еще сюрпризы преподнесет он людям завтра? Вот только они должны суметь разумно взять его богатства, сохранить их и преумножить.