В конце августа 1983 года я приехал в Таллинн в гости к своему другу, который после окончания УПИ (сегодня - УрФУ - Уральский федеральный университет) работал на одном из оборонных объектов Таллина.
Я приехал в пятницу, и мы хорошо познакомились, а в субботу утром, преодолев небольшой дискомфорт, мы отправились гулять по моему любимому старому городу. Кое-что из увиденного меня поразило: в городе появилось множество рекламных щитов - "KLM", "BP", "Lufthansa", "Mercedes-Benz" и многих других известных иностранных фирм и компаний. Я решил, что Эстонии втайне от других советских республик (не забывайте, 1983 - почти как у Оруэлла - год, хотя я никогда не слышал об этом писателе в то время) разрешили вести внешнеэкономическую деятельность самостоятельно.
Еще больше удивила огромная толпа на Родхусплассен: люди держали в руках портреты незнакомца и кричали: «Да здравствует Хайден!». Я грешным делом решил, что в республике государственный переворот!!! Однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что на портретах изображен Владислав Стржельчик, который также стоял на небольшом подиуме и махал толпе рукой. Возле трибуны стояли не менее известные люди: Вячеслав Тихонов, Юозас Будрайтис, Леонид Филатов, польские артисты Беата Тышкевич, лейтенант Клосс - Станислав Микульский и другие. Но самое главное, там была кинокамера, а рядом девушка с лоскутом. Стало понятно, что снят фильм из чужой жизни. Да и где его еще снимать, как не в Таллине - самом европейском городе Советского Союза. И название у фильма соответствующее - "Европейская история". Публика на площади — статисты, а рекламные щиты — природа.
Мы с другом решили внести свой вклад в искусство советского кино и втиснулись в толпу, но не слишком близко к трибуне, а значит и от камеры. Массовка, надо сказать, имела весьма своеобразный вид: по большей части это были срочники, скорее всего, из стройбата. Низ одежды составляли кирзовые сапоги и хлопчатобумажные бриджи не первого периода. Верх - потертый, непонятно откуда взятый в таком количестве, застиранный до потери формы и цвета, клетчатые рубашки, надетые поверх туник. На фоне не слишком чистоплотных и упитанных солдат мы выглядели настоящими иностранцами в штатском.
Следуя командам с трибуны, толпа подняла руки и, изображая радость и безграничную любовь, закричала: «Хайден! Хайден! Но пока никто ничего не снимал и даже ничего не предсказывал: это была всего лишь репетиция. Справедливо рассудив, что это серьезно и долго, и что кино нас не оставит, мы отправились в один из маленьких уютных подвальных баров, которых в старом Таллинне бесчисленное множество, и провели там добрых полтора часа.
Когда мы вернулись, на съемочной площадке ничего не изменилось, и мы пошли в другой бар. Когда они вернулись на площадь, по некоторым признакам можно было предположить, что вскоре начнется и сама стрельба: включили прожекторы, хотя день был солнечный и безоблачный, и появились Юозас Будрайтис и еще какие-то незнакомые мне люди на платформе со стороны Стржельчика. Команды стали более осмысленными и четкими, и, наконец, прозвучала долгожданная команда «двигатель!». Стржельчик спросил зрителей с трибуны, хотят ли они американских ракет в своей стране, и толпа единогласно ответила, что не хотят. Так было семь или восемь раз, а потом всем сказали, что съемки окончены. Солдаты сдали рубашки и во главе с офицерами строем вышли с площади, и мы пошли в мою гостиницу.
В то время в Таллинне было две большие гостиницы: «Виру» и «Олимпия». Я поселился в Олимпии. Каково же было наше удивление, когда на первом этаже рядом с лифтами мы встретили Будрайтиса, Филатова, Стржельчика, Владимира Шевелькова, Тамару Акулову, Валентина Никулина, Ромуальдоса Романаускаса и многих других известных художников.
Надо сказать, что подъемники в Олимпии, построенные к Олимпиаде 1980 года, очень вместительны, и мы, не проявляя ложной скромности и не стесняясь, шли со звездами. Вся артистическая братия дружно разгрузилась на 14-м этаже, и я понял, что на какое-то время мы стали соседями. Кинорежиссер Игорь Гостев, Вячеслав Тихонов с женой и дочерью, которые также снимались в этом фильме, и польские артисты жили в Виру, которые считались более модными и престижными. Поэтому видел их только в городе и на съемках.
Буквально на следующий день мой друг не мог придумать ничего лучше, как лечь в инфекционную больницу с какой-то инфекцией на три недели, а у меня вдруг появилось много свободного времени, часть которого я провела на съемках. Вторая часть была занята экскурсиями по сказочному Таллинну. Я вернулся в отель полумертвым от истощения.
В 1983 году, если не ошибаюсь, впервые официально отмечался День советского кино. На следующий день после этого отпуска, кажется, 29 августа, довольно поздно, что-то около часа дня, я спустился на 12 этаж в буфет отеля, оформленный как обычная столовая самообслуживания, только намного чище. Людей не было вообще из-за позднего времени завтрака, и я не торопилась выбирать огурцы.
Кто-то подошел ко мне сзади и спросил: «Кто последний?», хотя, повторяю, кроме меня больше никто не хотел есть. Я повернулся и потерял дар речи: рядом стоял великий художник Владислав Игнатьевич Стржельчик. На нем были начищенные туфли, костюм и рубашка, но не было галстука. Я промямлила что-то невнятное, но он догадался, что я последний. Работники буфета, разумеется, уже видели Стржельчика в своем заведении и соревновались друг с другом, чтобы поприветствовать его. Он ответил любезно и извинился за свое непрезентабельное поведение по случаю вчерашнего торжества. Здесь я должен сказать, что он был хитрым или кокетливым. Он выглядел очень элегантно, и никаких видимых следов «вчерашнего дня» я не увидел и не почувствовал.
Кое-как, набрав немного еды, я расплатился и на дрожащих ногах доковылял до стола. Через пару минут Стржельчик подошел к тому же столику, хотя все остальные столы были пусты, и вежливо спросил, занят ли он и не может ли составить мне компанию. Я пробормотал что-то вроде «Почетный пост» с набитым ртом. Владислав Игнатьевич сел за стол и начал говорить, хотя я его ни о чем не спрашивала, что он здесь, на съемках фильма. Он играет мэра города, который хочет остаться мэром, что его мэр против войны и размещения ракет, но ему противостоит кандидат-националист (читай неофашист), которого поддерживают американские империалисты и международные монополии. Но разум возьмет верх, и его герой все равно победит. Помимо Таллина будут снимать в других городах и за границей, а также будет еще два фильма на эту же тему.
Он говорил почти без умолку, но при этом как-то очень ловко обращался с едой. Весь завтрак я не мог сказать ни слова и, кажется, сидел с набитым ртом. В конце трапезы великий артист сказал, что из этой съемки получится первоклассный бред, вытер губы салфеткой, пожелал удачи, вежливо попрощался и ушел. И я остался один с полной тарелкой безнадежно холодной еды. После этого я несколько раз встречал Стржельчика в городе и в гостинице, и он всегда кланялся на мое восторженное «Здравствуйте!». Я не уверен, однако, что он меня помнил, и не ответил из простой вежливости: многие люди здоровались с ним, и он всем отвечал.
Надо сказать, что в те моменты, когда мне удавалось наблюдать за Стржельчиком со всеми его окружающими, как с режиссерами, так и с простыми зрителями, которых, конечно, пруд пруди вокруг съемочной площадки (и я, разумеется, среди этих зрителей), были настроены дружелюбно и гостеприимный. Он никогда и никому не отказывал в автографах. Да и остальные участники съемок не скупились на автографы. В отличие от Вячеслава Тихонова. Я не видел, чтобы он хоть раз подписывал полученные им открытки. Однажды я даже увидел не очень красивую сцену. К Тихонову с радостной улыбкой подбежала девочка лет 12-13 (ну конечно - учитель истории со всего Союза, Штирлиц, Андрей Болконский и майор Млынский в бутылке) и дала ему альбом для автографа . Тихонов, как будто она была прозрачной, увидел ее насквозь и тихонько отошел на пять шагов. На девушку было больно смотреть. Родители девочки выглядели еще хуже. В тот момент я впервые подумал, что меня, как зрителя, должны волновать не личные человеческие качества артиста или режиссера, а только их профессионализм и мастерство. А в том, что Вячеслав Тихонов большой мастер и профессионал, у меня тогда не было сомнений, да и сейчас нет ни у кого.
Не помню, как я узнал, что на следующий день будет стрельба возле гостиницы «Палас» (это как раз через широкую улицу или небольшую площадь от холма Тынесмяги, где до 2006 года стоял бронзовый солдат), а художники требуется там дополнительное оборудование. Встреча была назначена на 9 часов утра, и на рассвете, голодный и слишком мало выспавшийся, я отправился в Замок.
Обратите внимание: Число "666" означает число человека, а не зверя и почему оно священно..
Около десяти часов приехал заспанный помощник режиссера, которого я уже много раз видел. Она начала собирать паспорта с беспорядка. Я спросил ее, зачем ей нужен мой паспорт. Девушка ответила, что за участие в массовке мы получим по пять рублей. Перспектива получения первого в жизни налога меня необычайно воодушевила, и я с радостью отдал свой паспорт. Написав обо всех желающих, которых было человек 40-50 - ведь это был рабочий день - девушка всем вернула документы и стала отбирать на массовку (мне казалось, что это должен быть другой наоборот - сначала отбор, потом паспорт). Мне не повезло, но ассистент режиссера сказал, что до окончания съемок уйти нельзя, так как еще хотят оплатить съемочный день. И тут мне пришло в голову — ведь я учился в экономическом вузе, что таким образом режиссура фильма зарабатывает приличные деньги: вспомните огромное количество солдат, которым денег, естественно, никто не платил.В 12 часов появились режиссер Игорь Гостев и оператор фильма, установили камеру и прожекторы, и начались съемки. Засняли улицу, по которой ехал десяток иномарок и пара мотоциклов, а два десятка якобы иностранцев шли, якобы отдыхая. Выход артистов из «Дворца», где по сюжету располагался пресс-центр, снимался в другой день, и никого из «звезд» там не было. Директор крикнул «мотор!», машины поехали, массовка шла. Но что-то было не так - то ли ехали не так, не по чужому, то ли шли не как иностранцы. Потом набежали тучи и пошел мелкий дождик, потом погасли осветительные приборы на обед. Короче говоря, стрельба, начавшаяся вместо положенных 9 часов в 12:30, закончилась в 7 вечера.
Я вернулся в гостиницу голодный и злой. Со мной в лифт вошел «главный кинофашист Советского Союза», высокий, даже немного аристократичный и очень спокойный Альгимантас Масюлис, которого я раньше не видел ни в гостинице, ни на съемках. Он не вышел на 14-м этаже, а пошел на 20-й, где я жил. Масюлис передал карточку гостя охраннику на этаже и сказал с очень сильным акцентом, что приехал на три дня. Стюардесса засуетилась, извинилась и сказала, что придется подождать, что комнату только что освободили и сейчас убирают. Масюлис флегматично кивнул и встал возле стола охранника. Я пошел в свою комнату и минут через пять вернулся к лифтам, чтобы спуститься в буфет. Масюлис тоже тихонько околачивался вокруг стола на страже. Вернувшись через полчаса, я обнаружил, что Масюлис все еще спокойно загорает на том же месте, хотя офицер догадался принести ему стул. Потом я встречал его еще несколько раз в гостинице, и он здоровался со мной почти как с соседом.
Однажды я увидел, на мой взгляд, забавную сцену с участием литовского художника Ромуальдоса Романаускаса. Уточню, что незадолго до описываемых событий по ЦТ - кое-кто не в курсе, но тогда было две передачи - первая и вторая - многосерийный фильм "Долгая дорога в дюнах" с удивительной красавицей Лилитой Озолиней в заглавная роль имела большой успех. В этом фильме Романаускас сыграл одну из главных ролей – плохого латышского парня по имени Лосберг, который был богат по происхождению и не поддержал советскую власть, установленную в Латвии в 1940 году, а в 1944 году ушел с немцами. Вряд ли кто-то за пределами Литвы знал Романаускаса до этого фильма. В «Европейской истории» Романаускас сыграл европейского злодея по имени Олден, националиста и неофашиста, за которым стоят американские империалисты и международные монополии. Его герой хочет разместить в городе американские ракеты и победить на выборах хорошего парня Хейдена. Раманаускас вошел в лифт, где рядом со мной было человек десять. Люди оживленно разговаривали, а художник из-под опущенных век исподтишка наблюдал: знаешь ты или нет? И было видно, что он расстроился, когда понял, что пассажиры в лифте совершенно не обращают на него внимания. Может быть, люди просто привыкли к таким чередам знаменитостей и перестали на них реагировать.
Однажды в холле отеля я увидел Валентина Никулина. Как потом выяснилось, в фильме у него был небольшой эпизод 30 секунд без слов, и он даже не был указан в титрах. Возможно, должно было быть больше, но что-то вырезали. Никулин производил довольно странное впечатление: он был одет неряшливо и безвкусно, джинсы, легкая куртка и ковбойская рубашка и кепка совершенно не подходили по цвету и фасону. Но так как художник не торопился, а я - тем более, я задержался и стал наблюдать. У меня сложилось впечатление, что безвкусица и неряшливость в одежде были несколько преднамеренными, что все надевалось не наспех, а выбиралось долго и тщательно. Еще мне показалось, что артист немного страдал нарциссизмом: он явно восхищался собой.
Очень часто я видел Юозаса Будрайтиса как на съемках, так и в городских магазинах, в гостинице, в окружении коллег и поклонников. Но, самое поразительное, что за почти двадцать дней и при почти ежедневных встречах я ни разу не слышал его голоса: он все время молчал, отвечая на приветствия кивком головы или рукопожатием. Но это не было высокомерным молчанием. Во всяком случае, мне казалось, что он молчал, потому что все время о чем-то думал.
Песня моя - Леонид Филатов. До этих встреч я очень хорошо относился к нему как к художнику. Совсем недавно вышел фильм «Избранные» Сергея Соловьева, чуть раньше – «Экипаж» и «Грачи», и многие другие фильмы. Но когда я увидел его вне фильма, в так называемой бытовой среде, я понял, что Филатов в кино и Филатов вне кино — это один и тот же образ, одна и та же мимика, один и тот же внешний вид, одни и те же жесты, одни и те же интонации. Получается, что Филатов не создавал новый образ на экране, а адаптировал его под себя, а это уже непрофессионально. И потом во всех фильмах с его участием я видел не героя, созданного художником Филатовым, а доброго, мягкого и интеллигентного Леонида Филатова, пытавшегося что-то объяснить девушке - помощнику режиссера в холле отеля или официант в ресторане. (Из поэтических произведений Филатова я знал только замечательные пародии на Таганку-75. Читал и другие стихи, но так как это были написанные вслепую листы, то не было уверенности, что это Филатов).
Вопреки всем басням о разгульной жизни артистов на съемочной площадке, по этому поводу мне сказать нечего: я никогда никого не видел в неприличном состоянии или просто «пьяным». Разве что латвийскую художницу Паулу Буткевич буквально вывезли из отеля в день отъезда съемочной группы. Но за пару дней до этого я увидела его в буфете сильно хромающим. Возможно, он просто не мог ходить из-за травмы ноги.
1 сентября на Дальнем Востоке наш истребитель сбил южнокорейский Боинг. А в Таллинне показывали два финских канала - картинка красивая, но без звука, хотя и так все понятно. Первые два дня наше телевидение чуть ли не каждый час говорило, что мы никого не сбивали, что "самолет ушел в сторону моря и вышел из зоны действия наших радаров" и клеймило поджигателей войны и русофобов. Финны, напротив, показывали толпы возмущенных людей и сопровождали все это довольно красноречивыми карикатурами на Андропова, руки которого были по локоть в крови. И это при том, что в то время Финляндия была едва ли не самой дружественной к Советскому Союзу капиталистической страной и хорошим соседом.
За день до моего отъезда в отеле появились Борислав Брондуков и Игорь Дмитриев. В фильме я их не видел. Брондуков — невысокий человечек, много говорит и активно жестикулирует с веселой походкой. Дмитриев внешне — этакий болван, жуйр и бонвиван. Но это до тех пор, пока не встретишься с его очень умным, глубоким и любопытным взглядом. Эта внешность совершенно не соответствовала его внешнему виду.
Когда состоялась всесоюзная премьера европейской истории - это была такая добровольная и обязательная форма кинопоказа в те годы, я, конечно, опередил зрителей: мне очень хотелось убедиться, прав ли великий Стржельчик, и состоялся мой кинодебют. Стржельчик оказался прав на 100% - стена получилась первоклассной: сюжет банален, события предсказуемы, образы плоские и ходульные. И да, я не попал.
Друга выписали из больницы незадолго до моего отъезда. А пить ему не давали, поэтому прощальный ужин не состоялся. Это был всего лишь ужин: какое же «прощание» без водки?
Больше интересных статей здесь: История.
Источник статьи: Люди держали в руках портреты незнакомого человека, и скандировали.