Многие не смогли выдержать тяжких условий заключения. Одни погибли от болезней, другие сошли с ума, двое добились расстрела.
Тюремщики вынуждены были пойти на уступки. Условия жизни заключенных немного улучшились. Им разрешили совместные прогулки в крошечных загончиках, работу в огородах и тюремных мастерских, пользоваться книгами и письменными принадлежностями.
Но тюрьма оставалась тюрьмой. «Если я не сошел с ума во время своего долгого одиночного заточения, — рассказывал Морозов, — то причиной этого были мои разносторонние научные интересы». Он вспоминал, как часто «улетал мыслью из стен своей гробницы в далекие мировые пространства».
Его спасла вера в науку и запас знаний, который он мог использовать, когда остался один в своей камере без книг и научных журналов.
Раньше, на свободе, Николай Александрович изучил восемь иностранных языков. В крепости выучил еще два: итальянский и испанский, — «чтобы знать все главные языки». Настойчиво, изо дня в день, занимался химией, физикой, математикой, историей, астрономией.
Два раза в год заключенные могли послать письма родным. Переписка была разрешена лишь много лет спустя после того, как за узниками закрылись тяжелые тюремные ворота. В первом письме Морозов сообщил: «Уже более десяти лет я снова отдаю почти все свое время изучению естественных наук. Здесь я занимался астрономией, конечно, без телескопа, по одним книгам и атласу; но на воле, еще до первого заключения, я, одно время, имел в распоряжении небольшую трубу, и настолько хорошо помню наши северные созвездия, что по вечерам узнаю каждое из них».
Насколько было возможно, он старался не упустить ничего нового из того, что появилось в науке. Интересовался и рентгеновскими лучами, и элементарными частицами, и математическими теориями о многомерных пространствах, и каналами на Марсе.
Среди его сочинений, написанных в Шлиссельбургской крепости, одно было совсем необычное. Николай Александрович рассказывал, что написал его для развлечения своих товарищей. Рукопись тайно передавалась из камеры в камеру.
Называлось сочинение — «На границе неведомого». В нем было шесть рассказов, «научных полуфантазий», как называл их Морозов, о том, что науке тогда еще не было точно известно, а технике не под силу пока было осуществить.