В плену (10)

Когда нашу колонну выбили из лагеря за городом, бои уже шли. Поэтому первые пять-шесть километров ехали бегом, а потом уже нормально. В начале пути никто не мог спастись, не было никакой возможности. Обычно убегали чаще всего в деревнях, а сейчас нас гнали по степи и даже не по дороге, так как по дороге был большой трафик. Машины в основном шли на запад.

Когда нас выслали из лагеря, там было еще больше сотни узников. Это те, кто не надеялся на свои силы или чувствовал себя плохо. Какая судьба их постигла? Никто не знает. Но коменданту лагеря никто не поверил, только он их всех направит на вокзал, а там их по железной дороге доставят до места назначения. Да и сами пациенты с трудом верили ему. Немцы жестокий народ. Они отойдут от Ростова, в лагере будут уничтожены все больные заключенные. Пока они не оставили ни одного заключенного, которого не смогли бы оставить в живых.

А машины едут и едут. И не пустой, а весь чем-то загруженный. Вывозят советские товары, которые люди собирали годами. Целые семьи сидели на некоторых машинах, загруженных всяким мусором. Были всевозможные злодеи, избежавшие возмездия. И вот, захватив свое имущество, а заодно и добычу, они бежали с захватчиками.

Еще до наступления темноты несколько человек стали отставать, их сначала били прикладами, а потом расстреливали. Когда командира конвоя спросили о расстреле этих заключенных, он ответил, что в лагере предупреждали, что если не можешь идти, оставайся, тебя увезут поездом. А живого на дороге оставлять нельзя, он может уйти в партизаны. На дороге стали попадаться трупы заключенных. Это наверное из первой тысячной партии. Если в первый день они стали отставать, что ждет заключенных впереди? Потому что каждый следующий день становится сложнее.

Мы с Жоркой Мухиным пытались ехать вместе. Он все равно решил сбежать. «Я рискну, но оставьте его там! Пан или пропал! Ну, а если умрешь, то от пули на глазах у товарищей, чем от голода», — сказал он.

На ночь нас загнали в большой сарай. Все скотные дворы при немцах пустовали, в них никто не жил. Немцы поглотили законных владельцев этих верфей. Теперь они пригодились заключенным. Внутри двора было совершенно пусто. Все сожжено. Судя по всему, это не первый случай, когда заключенных гонят на ночлег. Во дворе пол был грязный. Заключенные стали срывать доски со стен и потолка и ломать их на дрова. Вскоре зажглось несколько небольших костров. В этот самый момент при свете костров во двор хлева вошли около дюжины пьяных конвойных. С пленных офицеров стали под дулом пистолета снимать какие-то хорошие вещи. Что ты собираешься делать здесь? Он подходит к пленному офицеру, наводит на него автомат или винтовку и приказывает снять гимнастерку, штаны, сапоги или шапку. В общем, все то, что им просто нравится. Тех, кто отказывается фотографировать, избивают. А офицеры носили замечательные шерстяные гимнастерки и штаны-диагонали. Шапки-ушанки тоже были хороши. И в эту первую ночь с меня сняли новенькую шерстяную тунику. Я сначала не снимал, говорю, зачем он тебе, ведь он все равно будет мал, не влезет. Но где он... «Самый подходящий! И меньше говори, но быстро стреляй! Ну, двигайся, ублюдок, — закричал он. Ну, что я должен был делать? Не сниму - убьет насмерть. Я должен был снять его. Под шерстяной туникой у меня была еще хлопчатобумажная туника, ее не снять. В ту ночь со многих офицеров сняли шерстяные гимнастерки и синие диагональные брюки. Один из пленных офицеров снял брюки и гимнастерку и сказал им: «Ну что вы делаете, негодяи? Ведь ты русский! Можно ли это сделать у нас? Если немцы раздевались, то туда-сюда. Сопровождающий рявкнул: «Хватит! Скажи кому-нибудь, только не нам, ты, красный ублюдок! Каждый из нас провел несколько лет в тюрьмах при Советах, понимаете? Рептилия! Быстро раздевайся, не забывай, где ты. Достигните нашей силы!».

После того, как сопровождающие ушли, на другом конце амбарного двора вспыхнула драка. В свете костра было видно, как там началась потасовка и послышались крики. Запустили ножи. А драка началась из-за того, что два узбека вырезали хлеб у русского пленного солдата из вещмешка, выданного в ростовском лагере за дорогу. Кто-то заметил этих узбеков. Хлеб, конечно, отобрали, но драки избежать не удалось. К драке присоединились еще несколько человек, русские и узбеки. И закончился бой бойней двух узбеков и русского. Русского резали совсем по-другому, а не того, если из мешка вырезали хлеб. Он также получил ножевое ранение, но несерьезное.

Утром началось строительство. Заключенных, убитых и заболевших ночью, выволокли на улицу. Охранники начали пинать больных ногами, сильно ругаться и заставляли их вставать. Потом начался отсчет. Когда колонна двинулась, рядом с больными остался конвоир, здоровый крупный мужчина со шрамом на подбородке. Его взгляд был животным. Той ночью очень крупный мужчина снял с меня тунику. И не только от меня. В эту ночь он разделил многое. Когда колонна отошла от сарая метров на пятьдесят, раздался взрыв пулеметной очереди. Это был большой конвой, который расстреливал больных заключенных. Вскоре он снова взялся за колонну и, как ни в чем не бывало, сказал что-то другому охраннику, и оба громко засмеялись.

Колонна пленных сильно растянулась. Как бы ни ругались конвоиры, как бы ни били отстающих, ничего сделать не могут, разрыв не сократится. Заключенным было трудно идти, потому что они не останавливались даже на пять минут. Те, кто стал сильно отставать и уже не смог догнать колонну, навсегда остались в пути. Почти каждый час позади колонны слышалась ружейная или пулеметная стрельба. Трупы все чаще встречаются на дороге, но это все из первой партии. От нашей колонны осталось меньше?

За столбом на некотором расстоянии была запряжена лошадь в сани. Ездили двое немцев, которые везли вещи и продукты из колонны. А тех пленных, которых иногда не расстреливали конвоиры, расстреливали эти немцы. Конвоиры, вероятно, были оставлены специально для них. Пусть развлекаются. Да... Для всей этой мрази расстрел заключенных был настоящим развлечением.

На ночь, как и в прошлый раз, нас отвезли на амбар у села. Возле амбара собралось много жителей, чтобы отдать часть еды заключенным. Но конвоиры ничего не дали пройти, и все жители разошлись. Сами немцы всегда уходили в деревню на ночлег после того, как пересчитали пленных и загнали их на скотный двор. Охранников посменно нес один и тот же эскорт. Сегодня ночью на скотный двор снова вошли несколько пьяных сопровождающих. Под дулом автомата снова начали снимать вещи с пленных офицеров. Солдат пока не тронули, так как офицеров было достаточно. Молодому лейтенанту приказали снять синие диагональные брюки и новенькие сапоги из воловьей кожи. «Но как я могу обойтись без сапог? Хоть дайте мне взамен старые сапоги или сапоги, сказал он. «Давай, стреляй, меньше болтай! Завтра привезем, а если нет, ничего страшного! Вам все равно умереть в сапогах или босиком? Кроме лейтенанта, еще у десяти человек были сняты штаны и гимнастерки, а у некоторых даже сапоги. Один из сопровождающих подошел ко мне и нецензурно выругался: «Давай, красная кожа, сними телогрейки! Не говори!". Я расстегнул хлопчатобумажные штаны, под ними была синяя диагональ. Он потрогал их руками и велел снять. Пока я снимал штаны, он осмотрел мои кирзовые сапоги сапоги тоже.Нет.Сапоги не брали.Или не понравилось,или решили поискать другие,не кирзовые,а бесплодные.Но если сегодня не взяли сапоги,то завтра могут. В ту же ночь по совету пожилого заключенного я отрезал себе голенища ботинок бритвой.Теперь не возьмут.Мало того,что я это сделал,многие заключенные уже порезали голенища ботинок таким же образом.Раздев нескольких пленных офицеров,конвоиры ушли,но не прошло и получаса,как снова подошли конвоиры,но уже другие.Эти тоже начали мародерствовать.Также под дулом автоматов начали раздевать конвоиры У одного младшего лейтенанта охранник снял новые воловьи сапоги, а взамен дал ему снятые старые кирзовые сапоги. Но эти сапоги оказались маловаты, они не подходят даже на босую ногу мл лейтенанта. А конвоир уже обулся и раздевал другого офицера.

К капитану подошли двое охранников и потребовали, чтобы он снял штаны и гимнастерку вместе с ботинками. Капитан лежал и даже не обращал на них внимания. Они снова кричали на него и угрожали оружием. Капитан встал, поправил ремень и обратился к ним: «Так что вам от меня нужно, господа предатели? Хочешь мои сапоги, туники и брюки? Ну и что? Капитан спроектировал и ударил конвоира кулаком в лицо так, что автомат вылетел у него из рук, и он пролетел несколько метров и растянулся на грязном полу, выплевывая зубы изо рта. Второй эскорт хотел выстрелить в капитана, но кто-то повалил этот эскорт на землю. Однако выстрелил. Капитан не был схвачен пулями, но стоявший рядом с ним лейтенант был убит и еще двое солдат были ранены. И этого было уже достаточно... Заключенные набросились на охранников и начали их избивать. На шум и выстрелы сбежалось множество конвойных, которые открыли огонь из автоматов над головами заключенных. Заключенные убили двух охранников-разбойников, остальных жестоко избили. Но вернуть украденные вещи им не удалось, так как на помощь конвоирам подоспели другие.

Вот что это значит! За себя можно постоять, нужно только действовать сообща. Встаньте друг за друга. Но у нас пока этого нет. Один раздет, остальные не мешают. Но капитан не испугался, сумел справиться сам. Этот капитан уже немолод. Ему должно быть за сорок. И смело! Когда мы были в ростовском лагере, он казался каким-то тихим и неразговорчивым. Фамилия его Яковлев, родом из Сибири. И я не знаю точно где, потому что Сибирь очень большая.

Самое страшное началось утром, когда пришли немцы. На построении руководитель колонны потребовал выдать зачинщиков этого инцидента. Потрепанные охранники указали на капитана Яковлева и двух других офицеров. Им было приказано выйти из боя и встать у каменной ограды амбарного двора. Допроса не было. Командир колонны приказал на глазах у всей колонны расстрелять зачинщиков. На стрельбу вышел конвоир со шрамом на подбородке и еще двое таких же головорезов. Капитан и его товарищи успели только крикнуть: «Прощайте, товарищи! Проклятый фашизм!» Не успели они еще что-то сказать, как автоматы взорвались в руках убийц, подлых предателей Советского Союза.

Кровь стынет в жилах, когда вспоминаешь все это. Нет, это никогда нельзя забывать! Неужели все это останется в тайне, и никто никогда не узнает, как пленные советские офицеры умирали у каменной стены с высоко поднятой головой, посылая проклятия немецкому фашизму? Нет. Нет. Нет. Об этом должны знать многие. Долг живых — рассказать народу о тех людях, которые даже в плену не покорились врагу, погибли, но не просили у врага пощады.

Сегодня заключенным даже не разрешили взять воду из колодца для питья. Стражники помчались. Тех, кто даже начинал отставать, расстреливали без предупреждения.

Я никогда не думал, что меня могут поймать. И во сне это был не сон. Ведь как хорошо разведчики поступили. Они одерживали победу за победой. Иногда даже немцы были вынуждены догонять. А сейчас попался. Унижения, издевательства, голодная смерть и, в конце концов, смерть... Если тебя не подстрелят на дороге, ты умрешь где-нибудь за одну ночь. Или они могут стрелять в них ночью. Смерть без толку. Каждый день ходишь и перебираешь в памяти события последней битвы. Вы часто задаете себе вопрос: "А можно было тогда как-то избежать плена?" Сколько разных вариантов я не строил, пришел к одному выводу: спрятаться мне некуда. Но даже тогда, даже в последний момент я не думал о плене. Я думал, смерть придет. Все кончено... Но все было по-другому. Когда меня ранили, я уже не поднимал головы. Я думал, что лучше не видеть смерти. Страшный и незнакомый крик заставил меня поднять голову. Ствол автомата был направлен на меня. Я должен был встать. Что я должен был делать в этот момент? Не вставай? Так очевидна смерть. То же самое произошло и с остальными.

Снова в конце дня. На горизонте появился город. В этой деревне должна быть ночевка. Колонна настраивается, чтобы двигаться быстрее. Да и сами заключенные прекрасно понимают, что даже из последних сил они должны продержаться до ночи. Добираетесь до общежития - до завтра есть шанс остаться в живых, а там опять неизвестность. Возле сарая, куда нас загнали, было много жильцов. Большинство из них женщины и дети. Конвоиры стали прогонять жителей, но они не ушли. К ним подошел начальник конвоя, и женщины стали умолять его разрешить передать заключенным еду. Как им удалось уговорить этого матерого офицера-фашиста, я не знаю, но факт в том, что разрешение было получено. Все продукты были свалены в кучу тут же возле амбарного двора. Заключенных построили в колонну по пять человек, предупредили, чтобы они соблюдали порядок, и начали отъезжать возле кучи с едой. Еду раздавали немцы. В общем, каждому заключенному что-то досталось. Я угадал круг подсолнечного жмыха и две картошки. Некоторые даже получили хлеб.

В амбаре вплотную к стенам была уложена чистая солома. Тут же на амбарном дворе стояло несколько бочонков, наполненных свежей колодезной водой. Жители заботились о нас. Это была первая деревня, где о нас так заботились.

Мой друг Мухин Жорка получил кусок кукурузного хлеба. Пообедали мы с ним в то время неплохо. Хлеб, лепешки, картошка и чистая колодезная вода. Что еще делает?

Ночью зажгли несколько костров, и пахло отвратительно. Это были пленные казахи, узбеки и киргизы, которые жарили на костре куски мяса павших лошадей. Они жарят эту пропасть при каждой ночевке. На дорогах валяется много трупов лошадей. Пока мы идем по дороге, вот тогда с этих трупов отрезают куски плоти. У них есть мешки, полные такого мяса. Многие заключенные умирали от голода, но от такого мяса отказывались.

Больше интересных статей здесь: История.

Источник статьи: В плену (10).