— Смотрите, смотрите! — воскликнула Вика. — Что это такое?
Гул мотора стих, «Ракета» закачалась на волнах. Нида! От Клайпеды это часа полтора плавания вдоль берега Куршского залива — леса, отмели, рыбачьи поселки, а тут вдруг встали золотые горы. Солнце, проколов облака, осветило их, словно театральный прожектор.
Куда же делся всеведущий Мудрейший? Вместо него стоит рядом литовец в тельняшке — огромный, могучего телосложения. Смотрит внимательно на девчушку в сарафанчике и говорит серьезно:
— В песках есть воронки, туда попадешь — и баста. Как жук в стакан! Может быть, лет через сто найдут ваши косточки, а может, и не найдут — это как кому повезет...
Вика со страхом смотрит на исполина. Тем временем золотая гряда проступает все отчетливее — «Ракета» идет к причалу. Пошутил пассажир, желая поразить девочку, или же тут в самом деле коварная ловушка природы? Ведь зыбучие пески все равно что трясина...
Сброшены сходни, пассажиры ступают на берег.
— Смотрите, смотрите! — снова удивляется Вика. На сей раз она увидела жасмин, но не куст, а высокое дерево в полном цвету. А сосны здесь какие-то низкорослые, ползают по холмам. А какая прелесть деревянные рыбачьи домики с причудливой кружевной резьбой по краям окон и крыш!
Туристы подошли к красивому домику под жасминовыми деревьями. Рыбак Микас, с которым Мудрейший списался заранее, отвел им три комнаты. В чистейшей кухне свешиваются с потолка какие-то змеевидные потрошеные тела. Угри. Их можно зажарить...
Вкусив этой пищи богов, вся компания идет по кромке залива. Ну и дышится же здесь! На плечах Мудрейшего сидит дочь рыбака Микаса, которую после споров решено было все же взять в Сахару. Это слово не нуждается в кавычках: по-арабски песок, пустыня — сахара, а здесь она самая что ни на есть доподлинная. Она изумляет и восхищает. Говорят, что только у берегов Канады есть достойные соперники здешних гигантских дюн.
Начинаются они сразу «безо всякой прелюдии». Вот луг, пасутся коровы и — на тебе — дальше идти некуда, можно только карабкаться к небу по крутому песчаному откосу.
Наконец-то первая дюна позади, а за ней открылась гряда новых. Увязая по щиколотку, все взобрались на самую высокую точку. С нее хорошо видно, что к западу простирается Балтика, к востоку — Куршский залив, за ним — литовские земли.
Мудрейший спустил свою живую ношу, а когда снова поднял ее, то оказался засыпанным нежным, словно манная крупа, песочком: запасливая крошка набрала его в кармашки. Где он еще есть, такой же чистый, ласковый и теплый, по которому так приятно ходить босиком!
У дюны бродячий характер. За год она делает несколько метровых шагов. «А как?» — интересуется
Вика. Всеведущий Мудрейший объясняет:
— Выплеснула морская волна из глубины очередную порцию песчинок. Ветер их обсушил и погнал от берега. Но вот песчинки «споткнулись» о кустик. Возле него растет постепенно песчаный сугроб. Это — дюна в миниатюре. А так как ветры дуют в основном с моря, то дюна продолжает расти. Ее наветренная сторона — отлогая; по ней гонимые песчинки катятся вверх и, достигнув перевала, съезжают до низа, пядь за пядью песок поглощает цветущую землю...
Волны и ветер работают неустанно, и вот результат! Золотистый небоскреб тяжелой поступью выдавил скользкий прибрежный чернозем, выворотил деревья. А соседняя дюна уже успела подойти к самому Куршскому заливу — на ее щеках играют блики от волн, вот-вот она рухнет с гулом и плеском.
Легко поверить, что дюны поглощали целые поселки. Жители ничего не могли поделать: «многоэтажный» великан неумолимо надвигается на сады, огороды, кладбища, жилища, церкви. Пора убираться подобру-поздорову — дюна грозит оползнем. Теперешняя Нида стоит на новом месте: прежнюю погребли пески. На их совести и селение Кар-вайчай, где, кстати сказать, родился литовский ученый и поэт Людви-кас Реза. Поглощена деревня Агила. И не только она! Бедам не было бы конца, не научись люди обуздывать своих опасных соседей.
Первым за это взялся в прошлом веке Давид Кувертас — работник конного двора Нидской почты. Посаженные им деревья растут по сию пору. Научил людей побеждать дюны! Благодарные односельчане, не зная, как воздать должное куда-то переселившемуся земляку, сделали на могиле его отца дополнительную надпись по-латыни: «...чей сын Давид Кувертас первым стал сажать здесь, в скорбном одиночестве Ниды, лесные деревья».
Все тут правильно сказано, но только «скорбного одиночества» давным-давно нет. Нида — модный курорт. С высоты дюны видны новый ресторан из бетона, стали, стекла, здравницы, асфальтовое шоссе. Воскресни Кувертас, он не узнал бы Ниду...
А вот и склон гигантской дюны, в который забиты колья, перевитые хворостом. Внутри каждого квадрата посажено по деревцу. Когда корни разрастутся, песок окажется связанным, и дюна станет безобидным зеленым холмом, каких тут множество.
— Как жаль! — сказала простодушно Вика, разгадав хитрый замысел лесоводов. — Дюны нужны для красоты.
Ей сразу полюбилось это зыбучее, покрытое рябью царство. Сахара не хранит долго следов, она всегда нова, всяк по ней ступающий — первооткрыватель.
— Для красоты! — воскликнул Витя. — Ну, знаешь ли, это уж верх легкомыслия!
Папа тоже поддержал сына: дюны — «опасная вещь»! Вика смущенно умолкла.
Наступил час ужина, когда по дачным правилам ' полагалось бы подкрепиться и комарикам.
Тут все снова — в который уже раз! — благоговейно посмотрели на Мудрейшего: комаров-то нет, ни единого!