После такого большого опыта, я даже не могу поверить, что я снова с друзьями. Теперь мы не прячемся, бояться некого, кругом наши люди. Приехали в условленное место к вечеру. Нас попросили подождать до утра. Мы ночевали у военных, нас накормили ужином. Утром мы были на приеме у какого-то майора. Он еще раз допросил нас и отправил еще дальше, кажется, в особый род войск или, может быть, в дивизию. К тому времени, как мы добрались туда, наш брат уже собрался там прилично. Мы сразу зарегистрировались. Они попросили меня не отходить надолго, так как их могут позвать в любой момент. Нас было человек пятьдесят, все бывшие офицеры. Выделили старшую группу, положили на продукты деньги. Но нам давали только сухой паек и сразу на несколько дней. Вместо хлеба давали муку, и мы пекли из нее лепешки на растительном масле. А солдаты и жители снабжали нас табаком. Что поделаешь, я курить хочу, пришлось выпрашивать. Здесь мы простояли пять дней, и все же нас никуда не позвали. И вот, наконец, настал тот день, когда вызвали на допрос. Конечно, все волновались в душе. Откуда ты знаешь, что они могут сказать? Тем не менее он был не в гостях у свекрови, а в неволе. Если найдут нужным, могут отправить в штрафбат. Хоть бы и так, лишь бы вернуться в армию! Хоть бы опять среди товарищей по оружию! Мы не хотели бы ничего другого.
Позвонили Баеву. Я вошел в кабинет подполковника. Их попросили сесть на специально отведенное кресло. Они начали задавать вопрос за вопросом, и я сразу предъявил документы. Было много вопросов: когда и где вы закончили колледж? Где ты дрался? При каких обстоятельствах он попал в плен? Где и как долго вы находились в концлагерях? Как ты выбрался из лагеря? Чем вы занимались на оккупированной территории, где и в каких местах жили? Как вы сюда попали? Это были главные вопросы. Когда допрос закончился, меня попросили уйти. Результаты будут объявлены позже. Во время допроса я не услышал ни одного грубого слова. А теперь ждать... Но ждать пришлось долго... Много дней.
Через какое-то время вместе со спецотделом мы переехали в крупный районный центр — поселок Гуляй-Поле. Это родина анархиста Махно. Мы пробыли здесь около пяти дней. Мы все ждем результатов, но их нет. Но вот несколько человек, которым снова позвонили. И на второй день они ушли от нас. Где? Мы ничего об этом не знаем. А через два дня вызвали сразу, кажется, человек пятнадцать. Они тоже ушли. И снова они приходят понемногу. Уже есть те, с кем они были в лагерях в городах Ростове и Сталино. Из Гуляй-Поля нас перевели в другое село, тоже очень большое. Забыл имя. Здесь мы пробыли пять дней. Но в конце концов мне позвонили. После короткого разговора мне сказали, что ты снова хочешь драться. В том же воинском звании и в той же должности. Я был счастлив безмерно! Я еле сдерживал слезы радости.
Мы получили паспортный документ на четырех человек. Кроме меня там было два врача, мужчина и женщина, и мальчик-фельдшер примерно моего возраста. Нас всех отправили в медсанчасть 19-го танкового корпуса. Этот корпус был в боях под Мелитополем. Вот куда мы пошли. Доктор был прекрасным человеком. Он был старше меня на пять лет. Он попал в плен где-то под Манычем, или на Маныче, под Сальском. Он также работал врачом в лагере. А когда им удалось бежать из плена, им удалось устроиться врачом на оккупированную территорию. В целом в плену и на оккупированной территории жил более-менее спокойно. Женщина-врач была неразговорчива, и я мало о ней знаю. Она очень хорошо курила, причем курила только трубки, что ее совершенно не устраивало. Четвертый — молодой военный фельдшер. Он попал в плен практически в начале войны. Я тоже был в лагере. Родственники спасены. Во время оккупации жил с родителями. Освободил Красную Армию. Родители жили в сельской местности Днепропетровской области.
Мой соотечественник Николай Суханов был отправлен на несколько дней раньше меня в артиллерийский полк. Он сохранил звание лейтенанта. Но судьба Семена осталась мне неизвестной. После ранения его, несомненно, отправили в госпиталь. Но где ты найдешь его сейчас? Ты даже не знаешь адреса.
До медицинского отделения 19-го танкового корпуса мы добрались только на второй день. Но так как было уже поздно, решили пока где-нибудь переночевать. Не только переночевать, но и поужинать надо где-то. У нас не было еды. Но не беда, все равно где-нибудь да поедим. Свободных квартир в поселке почти не было. Все они были заняты различными тыловыми военными учреждениями и штабами. Квартиру мы нашли силой, которая оказалась свободной, из нее только что вышли военные. Хозяйка была хорошей женщиной. Она даже приготовила нам ужин. В общем, поужинали - лучше не надо! И с хозяйкой платить совершенно нечем. У всех у нас пустые карманы. Так что мне просто нужно было поблагодарить добрую хозяйку, и все. После обеда в каюту входит офицер в звании старшего лейтенанта. Он одет в новую шерстяную форму. Сапоги начищены до зеркального блеска. Прежде всего он огляделся вокруг нас и спросил, кто мы такие. Мы, конечно, в двух-трех словах объяснили, мы были, мол, в плену, прошли спецпроверку и вот офицеры вернулись, они прибыли в часть по предварительной записи. Сначала он от души посмеялся над такими оборванными офицерами, а потом стал стыдить и даже оскорблять нас. Вас всех, говорят, схватить и отправить в штрафной батальон. Тогда вы знаете, как сдаться. Настоящий офицер не сдается, он скорее пустит себе пулю в лоб. У тебя не хватило смелости сделать это. Врач-мужчина стал ему доказывать, что мы не сдаемся, мы попали в плен на службе. Мы были с ранеными и не имели права бросить их на произвол судьбы. Обязанность врача - спасать жизни раненых солдат. И мы выполнили свой долг до последнего. Нас проверяли специальные люди и намного старше вас по званию. Однако мы не услышали от них ни одного грубого слова, они говорили с нами как с людьми. Словом, мы договорились со старшим лейтенантом до такой степени, что нам пришлось покинуть кабину и оставить его в покое. Мы не знаем, какую должность он занимал в армии. Но только он не военный. По всему видно, что пороха он еще не нюхал.
Мы переехали в другой дом. Хотя там было много солдат, нам не отказали в ночлеге. А утром мы даже позавтракали. Нам дали табак. Сразу видно, что здесь замечательные молодцы, не то что старший лейтенант.
Вскоре после завтрака мы уже были в медсанчасти 19-го танкового корпуса. Нас тут долго не продержали. Всех быстро распределили куда. Оба врача остались в медсанбате корпуса. Молодого фельдшера направили в танковую бригаду, а меня в 26-ю ОМСБр.
Не буду описывать, как я попал в штаб бригады, как я там доложился. И, честно говоря, моя внешность была неважной. Брюки были настолько изношены, что были видны только колени. Атласная рубашка тоже порвалась. Но самое ужасное - это обувь. Они были связаны-связаны телефонным проводом. У меня тоже отросли волосы, так как я их никогда не стриг.
Обратите внимание: 229-я стрелковая дивизия vs Алексей Исаев. Архивные документы не подтверждают теории современного историка. .
В штабе на меня смотрели с удивлением и все улыбались. Тогда я был готов провалиться под землю. Хотя они немного посмеялись надо мной, но смех не был обидным. Все смеялись над моим появлением.Я ушел из штаба бригады довольным. Меня направили в один из батальонов военным помощником. Батальон был в бою, и я нашел его вечером. Мне немедленно приказали переодеться. Солдат из хозяйственного взвода стриг меня «под Котовского». Он снял с него все и бросил в лесопосадку неподалеку. Полностью одет по-военному. Я получил санитарный мешок погибшего военфельдшера и ночью вместе с кухней прибыл на место дислокации батальона. Здесь я нашел санинструктора и санитара, а утром встретил врача. Пошел в медсанчасть на перевязки.
И вот я снова на фронте. Снова у меня через плечо висит санитарная сумка с красным крестом. Опять же, где ты ползешь, и где ты мчишься к раненому со всех ног, чтобы помочь ему. Но большинству раненых обычно самую первую помощь оказывают сотрудники правоохранительных органов. В этом им следует отдать должное. Иногда им приходится очень тяжело. Ведь даже голову поднять нельзя, и приходится ползти к раненому и не только его привязывать, но и куда-то прятать. Если пока нет возможности извлечь раненого, его необходимо затащить в воронку или другое углубление. Но не всегда силовикам удается доползти до раненого. Вражеская пуля или шрапнель также могут убить его. На реке Молочной вражеская пуля сбила фельдшера, оказывавшего помощь раненому офицеру. Мне удалось одеться, и когда я натягивал на себя этого офицера, вражеская пуля попала доктору в голову. А в уличных боях за Мелитополь почти все гвардейцы потерпели неудачу. Пришлось требовать новых мэров. Командиры обычно назначали на эту должность старых солдат. Старый, такой старый, что делать? Такому военнослужащему дали санитарный мешок, и он сразу приступил к выполнению своих обязанностей. Оказать самую первую помощь может любой военнослужащий, так как каждый из них знакомился с этим делом еще до фронта. Что-то другое было сложнее. Раненых необходимо защитить от дальнейших ранений, а затем как можно скорее эвакуировать. И это священная обязанность военного фельдшера.
Бои за Мелитополь подходят к концу. Уже где-то за городом мы попали под бомбежку немецких самолетов. Я получил сильное сотрясение мозга. Взрывная волна отбросила его в кучу соломы. Именно это смягчило удар. Но все равно спина болела, в голове было много шума и боли. Это также сказалось на слухе. Я был совершенно глух, ничего не слышал. Вместе с ранеными меня направили в медвзвод корпуса. В госпиталь ехать отказался, боялся отстать от части. И как медработник сильно не настаивали на эвакуации. Я недолго оставался в санбате. Я даже не пробыл там две недели. Слух восстановился, боли почти исчезли. Я проверил и пошел искать свое устройство. Мой попутчик был надзирателем, он тоже ушел после легкого ранения. Мы оба из 26 бригады, просто из разных частей. Водитель, с которым мы ехали, говорит, что наша часть где-то возле Новой Аскании. Мы не смогли найти наше устройство в Новой Аскании. Но все же решили немного прогуляться по заповеднику. Как красиво! Везде была степь, а здесь как в другом мире. Здесь нет деревьев! Видели и диких зверей, видимо немцы отступали, не успели их всех уничтожить. Жители говорят, что в Германию было вывезено много разных животных и многие также были уничтожены.
Из Аскании Новой мы поехали на Громову, потом на Чаплино. Но бригады и здесь не нашлось. Здесь мы встретили двух младших лейтенантов, которые тоже собираются в 26-ю бригаду. Также есть машина из 26 бригады. Вечером она должна уйти. Поэтому мы решили пойти на это. В нашем распоряжении было несколько часов, поэтому мы решили пройтись по Чаплино, где не так давно закончились бои. Само Чаплино практически не разбито. На окраинах в больших ямах было свалено много вражеских трупов. Маленькие дети рассказали нам, что здесь было схвачено много милиционеров и все они были расстреляны.
Мы догнали нашу бригаду под Перекопом. Меня почти сразу назначили военпомощником в артиллерийский дивизион. Командиром артиллерийского дивизиона 76-мм орудия был майор Пиценко. Ознакомившись с моими документами, он приказал мне зарегистрироваться в штабе и немедленно отправиться на батареи. В артиллерийском дивизионе было четыре батареи, и в каждой батарее был санинструктор, но их было только в двух. Двоих не хватало. Из расчетов не выдает ни одного человека. Сказали, что как-нибудь получится. До меня рассказывают, что в артиллерийской дивизии был прекрасный боевой помощник, но его ранили под Мелитополем.
На подступах к Перекопу на нашу сторону перешла чехословацкая дивизия с управлением и штабом. А вместе с боевой техникой. Эта дивизия была затем полностью и в полном бою отправлена в тыл.
Так начались бои за Перекоп. И не только для Перекопа, а для всего перешейка. Этот крымский остров имеет длину около семи километров. Его называют воротами в Крым. Перешеек сильно укреплен. Турецкая стена тянется через весь перешеек. А это настоящая крепость. За Турецким валом более чем на километр тянутся различные укрепления. Там было много военной техники. Немцы считали, что русские не могут войти в Крым, не могут взять перешеек. Да, действительно, бои за Перекопский перешеек были очень тяжелыми. И все же немец не сопротивлялся. Взяли Перекоп, Армянский. Штурм овладел Турецким валом. Даже кавалерийский корпус под командованием Кириченко ворвался в крымскую страну. Бои не прекращались ни на минуту. Сотни, даже не сотни, а тысячи всадников, атакованных ножами. Осторожно, придурок! Ну, тогда они их порубили! Когда войска нашего корпуса, а также кавалерия продвинулись вглубь Крымской страны уже на приличное расстояние, немцам удалось захватить перешеек. Мы были окружены. Вместе с нами в окружение попал командир 19-го танкового корпуса генерал-лейтенант Васильев. Немцы бросили на окруженную группировку крупные силы. Самолеты бомбили варварски. Артиллерийский свет тоже был сильным. Многие всадники погибли от бомбежек. Бешеные лошади растоптали многих заживо. Выхода, казалось, не было. Но это не так. Генералу Васильеву удалось так организовать оборону, что все атаки противника были отбиты. Войскам удалось отбить Турецкий вал. Вся группа вышла из окружения. Сам генерал Васильев при выходе за периметр был тяжело ранен.
За эту операцию 19-й танковый корпус стал именоваться Перекопским Краснознамённым. А командиру корпуса генералу Васильеву было присвоено звание Героя Советского Союза.
Войны без жертв не бывает. И в нашей артдивизии были потери. Несколько пушек было сломано. Были и убитые, не говоря уже о раненых. После этих боев наша бригада отошла от Перекопа на четыре-пять километров. Оборону на перешейке занимали другие части. Наша бригада получила что-то вроде передышки. Время было осеннее, спать под открытым небом ночью становилось холодно, поэтому приказали соорудить могилы. Верх могилы покрывали плащами или брезентом от автомобилей. Не было дров. В той же большой яме устроили баню, а все обмундирование жарили в бочке. Если честно, вшей было много. Во фронтовых условиях их не избежать. А как только выдавалась небольшая передышка, тут же устраивали баню, а подстилку варили в бочках. Воду грели и в бочках, только в других. Если был сарай, в нем устраивалась баня. В то время они были довольны такой ванной. А бочки мы не оставляли, всегда возили с собой в машинах. Это были обычные бензиновые бочки с вырезанным с одной стороны дном.
Пока мы оборонялись, погода стояла самая отвратительная. Солнца даже не видно. И днем и ночью какой-то туман. В нескольких шагах ничего не видно. В таком тумане можно заблудиться даже днем. Хотя южнее, и осень здесь хуже всего. У нас в Сибири в это время года еще лучше.
Больше интересных статей здесь: История.
Источник статьи: 26-мотострелковая (2).