Древние сказания, свидетельства очевидцев и исследования ученых указывают на то, что важной составляющей традиционных воинских искусств норманнов была магия, которая в среде профессиональных воинов приобрела специфические черты.
А. Платов в своем фундаментальном труде «Магические искусства древней Европы», посвященном магической традиции славян, скандинавов и кельтов, представил следующее разделение методов боевой магии, выработанное им на основе анализа древних текстов, а также изучения реликтов, доживших до нашего времени.
«Во-первых, древние боевые искусства естественным образом использовали как прямую магию движений, так и искусство магического танца.
Во-вторых, как свидетельствуют предания и саги, боевая агия древности широко использовала достижения магов в иных областях: чары (связывающие чары и мороки), руническое искусство, магию предметов силы, оборотничество и многое другое...
Наконец, третьим компонентом боевой магии являлись, роятно, специфические магические технологии, мало или вовсе не практикуемые в других волшебных искусствах. Так, например, сохранились некоторые реликты древних чисто боевых технологий, связанных с использованием «второго зрения» (методы нанесения ударов «свечением» и проч.) или упоминания о возможности использования в бою тела Hamingja (сканд. - персонифицированный аспект «жизненной силы»). Кельтские саги второй половины I тысячелетия содержат целые списки магических боевых приемов, о большинстве которых нам неизвестно практически ничего, кроме названия». [138, с. 435-436]
Одним из характерных приемов боевой магии была магическая техника «Herfijotturr», что значит «узы для битвы» или «военные оковы». С помощью ее, по словам Найджела Пенника и Пруденса Джонса, пытались сковать действия врага, набросить на него... неописуемый «паралич», лишивший врага способности сопротивляться». По мнению авторов книги «История языческой Европы», «по-видимому, это была некая акустическая техника, наподобие той, что используется ныне в японском боевом искусстве киайдзюцу, ставящая целью парализовать нервную систему врага». [134, с. 272-273]
Известно, что скандинавы, подобно древним германцам и кельтам, придавали огромное значение такому способу психологического воздействия на противника, как крик (громкий звук). Например, у потомков кельтов - шотландцев, было принято нападать на врага первым, причем с громким криком, будоражащим душу. Такой крик они считали лучшим средством напугать врага и в то же время «завести» себя и товарищей на предстоящий бой.
У древних германцев встречался магическо-психологиче-ский прием, известный под названием «barditus»: «германцы кричали в свои щиты, создавая тем самым эхо, причем это делалось не только для того, чтобы устрашить противника, но и для предсказания исхода битвы - по качеству отраженного звука». [134, с. 273]
Желая воздействовать на врага, викинги иногда прибегали к заклинаниям, в которых выражалось желание и требование того, что должно было случиться с тем или иным человеком. Произносивший их человек верил в то, что они способны создать желаемое в действительности.
Силу заклинаний якобы могли увеличивать рунические знаки. Полсловом «руна» подразумевались такие знаки-буквы, посредством которых выражались мысли и понятия. Древние скандинавы верили в сверхъестественную силу этих знаков, .в их таинственную силу: «Руны учили людей избегать опасности, заговаривать оружие, утихомиривать бурю, гасить пожар, утишать скорби. Победоносные руны (Sieges - Runor) приносили победу, если вырезать их на клинках мечей, некоторые - на ножах, другие - на рукоятях, причем два раза призывался бог Тор». [176, с. 501]
Интересно отметить, что еще в XIX веке даже опытные борцы не всегда полагались только на свой опыт, физическую силу и ловкость. Иногда, чтобы усилить свои шансы на победу, они прибегали к помощи рун: «Для победы в состязаниях по борьбе применялась особая магия... Один из приемов этой магии заключался в рисовании магического символа, называемого Gapaldur, под правой пяткой борца, и символа, называемого Ginfaxi, - под большим пальцем левой ноги». [138, с. 436]
Неотъемлемой частью воинской магии народов Скандинавии является «Наппатт» - комплекс магических практик, связанных со звериными культами, прежде всего с культами трех животных: медведя, волка и кабана. Основными носителями таких магических практик являлись особые группы воинов - берсерки, ульфхеднары и свинфилкинги.
Берсерки (Berserkr) - «некто в медвежьей шкуре», «воплотившийся в медведя» - это «воины-медведи», посвятившие себя верховному богу Одину. В сражении или просто в припадке бешенство берсерк не щадил ни людей, ни предметов неодушевленных: «Ничто не могло остановить их, если они были раздражены или в гневе, и никто не мог совладать с ним, когда на них находило подобное бешенство. Поэтому всем казалось, что иметь с ними дело нельзя». [75, с. 45]
В боевом трансе берсерк, истекая пеной, кусал свой щит, с мечом в руках бросался на все, что встречалось у него на пути. В «Саге об Ингликах» об этом сказано так: «Они шли без кольчуг и иных доспехов, они кусали края своих щитов и были сильны, как медведь или боров. Они убивали людей, но ни огонь, ни железо не могли причинить вреда им».
Как правило, неистовство берсерка продолжалось до тех пор, пока он сам, обессиленный, не падал на землю, или пока его не укрощали насильно: способ этот заключался в том, что его придавливали щитом к земле или зажимали несколькими щитами в положении стоя и удерживали в таком положении некоторое время.
В обыденной жизни берсерки были людьми тяжелыми в общении, и, как часто отмечается в сагах, почти неуправляемыми, из-за чего не каждый конунг или ярл брал их на службу, даже если ему их дарили.
Ульфхеднары (Ulfhednar от «ulf» - «волк») - «воины-волки» - отличались от предыдущих тем, что носили на себе волчьи шкуры. В отличие от берсерков, согласно Н. Пеннику, они сражались как «патриоты-одиночки».
«Воина-волка можно увидеть на клейме мастера-оружейника из Тролинды, что на балтийском острове Оланд. А в церкви XI века в английском городе Килпеке, в Херефордшере, на одной из стен вырезана волчья маска, из-под которой выглядывает человеческая голова. Возможно, это выполненная в камне копия тех самых масок, что висели в языческих храмах и надевались во время различных церемоний или войн. Подобные же маски, используемые шаманами, служили «вместилищами духов», когда их не носили. Плутарх в «Жизнеописании» Гая Мария так описывает шлемы кимвров: это были раскрытые челюсти хищных зверей и маски странных животных». [134, с. 277-278]
«Свинфилкинги» - это «воины-кабаны» или «воины-боровы». Они сражались в боевом построении, получившем название «свинфилкинг» - «голова кабана», напоминавшем формой клин. Во главе такого клина обычно находились два воина («рыло»). «Воины-кабаны» слыли великими мастерами хитрости и маневра и отличались доскональным знанием местности. Как и берсеркеры и ульфеднары, они использовали силу своего зверя-кабана, в качестве основы своего боевого искусства». [134, с. 279]
Общей чертой берсерков, ульфхеднаров и свинфилкингов было то, что каждый из воинов, являвшийся членом любой из этих групп, мог "входить в особое состояние («неистовство», «боевой транс»), благодаря которому он якобы приобретал сверхъестественную силу и неуязвимость.
А. Платов отметил: «Судя по всему, данное искусство (а соответственно и обучение ему) содержало две основные части, первой из которых является умение приводить себя в состояние «боевого неистовства» (сканд.) или «боевого пыла» (ирл.) и использовать это состояние...
«Боевое неистовство», как нам представляется, суть разновидность священного экстаза, обозначаемого скандинавским термином «odr», т.е. некоторое, вполне определенное особое состояние сознания...
Принцип воздействия на человека «боевого неистовства» можно проиллюстрировать на простом общеизвестном примере хождения по углям, которое многие люди могут совершать, приводя свое сознание в особое состояние, действительно родственное... «боевому неистовству» древних воинов...
Вторым аспектом звериных воинских культов была шаманская связь со зверем-тотемом, достигаемая в ходе определенного посвящения. Сверхъестественные силы и выносливость, обретаемые берсерками в результате такой связи, назывались в Скандинавии rammaukin». [138, с. 439-442]
Сведений об обрядах посвящения, при которых инициируемый получал силу тотемного животного, почти не сохранилось. Только отрывки. Например, в «Саге о Хрольве Жердинке» говорится, что в числе прочих испытаний будущий берсерк должен был поразить ритуальное изображение медведя, а потом выпить его кровь, тогда сила медведя должна была слиться с его силой.
Некоторые сведения об испытаниях ульфхеднаров, со ссылкой на «Сагу о Вельсунгах», приводит М. Элиаде: «Инициа-ционная топика очевидна: испытание отваги, сопротивление физической боли, наконец, магическое превращение в волка. Но составитель «Саги о Вельсунгах» уже не помнил исконного смысла превращения. Сигмунд и Синфьотли находят шкуры случайно и не знают, как их снять. Так вот, превращение в волка - т.е. ритуальное облачение в волчью шкуру - составляло существеннейший момент посвящения в тайное мужское общество. Надев шкуру, посвящаемый усваивал повадки волка; иными словами, он становился диким зверем в обличье война-неудержимым и неуязвимым».
Известны некоторые упражнения, используемые «воинами-зверями» для демонстрации своих способностей. Например, у берсерков в упражнении, известном под названием «Медвежий Жар», обнаженный воин садился зимой в снег и долго сидел там, не чувствуя холода и не заболевая после. [138, с. 438]
Но не только различные магические приемы давали норманнам неустрашимость, отвагу и силу в бою. Более важную роль играла психологическая подготовка, средства и методы которой диктовала сама жизнь.
Так, очень большое значение имело учение о неизбежной судьбе (Orlog) и загробной жизни, лучшей, по их представлениям, чем земная. Подобно грекам Гомеровской эпохи, древние скандинавы верили во всесильную судьбу, властвующую над богами и миром. Никакая сила, никакой разум не могут ей противиться. Каждый из воинов древнего Севера своим образом поступков и мыслей выражал то убеждение, что все происходит по законам судьбы, какие бы препятствия не встречались на его пути.
«Провожая на корабль сына, отец спрашивал его: «Как ты будешь вести себя в битве, если узнаешь, что должен пасть в ней?» - «Не жалея себя, я стану рубить обеими руками», - отвечал юноша. «А когда тебе скажут, что ты останешься жив?» -«Тогда мне и не надобно беречь себя, пойду вперед, сколько будет можно». Эти слова понравились старику, и он ободрил сына следующими словами: «Будь смел и тверд во всяких испытаниях, потому что слава и доброе имя дольше всего живут на свете. В какое бы сражение ты ни шел, с тобой может случиться что-нибудь одно: или падешь, или уцелеешь; но будь уверен, что все определено заранее: смерть к тому не приходит, кому не назначено умереть, - и никто не может спасти того, чье время пришло - многие погибают и в бегстве». [176, с. 515]
Вера в неизбежность судьбы внушала скандинавам смелость и подталкивала на великие подвиги, а также лишала их страха: «Когда чародейка Гридар с разными угрозами держит над головой Инуги обнаженный меч, этот норманн спокойно говорит ей: «Мое сердце никогда не было доступно страху, и я пришел сюда по воле судьбы; никто не умирает больше одного раза, оттого меня не испугают твои угрозы и страшные гримасы».
Видное место в психологии скандинавских воинов занимало понятие «удача» (Auja). О воине, которому повезло в бою, говорили, что он победил потому, что у него была хорошая «Auja». Удача, по верованиям скандинавов, могла быть хорошей и плохой: первая приносила благо, вторая - невезение. К томуже, удача могла быть приобретена, утеряна или изменена. Так, например, человек, совершивший воровство, переставал считаться мужчиной и терял «хорошую удачу». Но с помощью определенных магических приемов можно было снова приобрести ее или улучшить.
Эти магические приемы были связаны с персонификацией Удачи в образе духа или ангела-хранителя - «fy-lgja». Одни и те же фюльгъи нередко приносили счастье целому поколению или семейству, а фюльгъи конунгов могли передаваться на их воинов и друзей. Иногда фюльгъя являлась в облике женщины и предупреждала об опасности. Так, в одной саге три плачущие женщины являются во сне герою и спрашивают, к кому им следует перейти после его смерти. Тот говорит, что их должен унаследовать его сын.
Вера в удачу сохранилась и после принятия скандинавами христианства. Так, Олаф Святой, креститель Норвегии, отправляя посольство для переговоров со шведским конунгом о мире, благословлял послов: «Я буду всей душой с вами, если это сможет вам помочь, и пусть моя удача будет со всеми вами».
Понятие удачи тесно связано со Славой, ради приобретения которой совершались многие военные походы: «Памятники, воздвигнутые на дорогах, пригорках, где происходили тинги, и на жертвенных местах, всегда напоминали о том бойце, в память славной жизни которого поставлен камень; его дела и смерть были воспеты скальдами. Дети на играх, пирах и вместо забав в долгие вечера слышали только про одни битвы и приключения храбрых людей, про их подвиги на море и на сухом пути.
Если молодой человек, в котором еще не проснулось воинское мужество, достигал того возраста, когда война была Для него приличнее разгуливания по домашнему двору или звериной охоты, он рассуждал о своем положении..., что в будущем не много станут рассказывать про него, не услыхав ничего, кроме того, что он сделал до сих пор; потому хотел испытать себя в битвах до получения такой же славы, какая была уделом его отцов и дедов...
Рагнар, когда молва принесла ему весть о славных делах его сыновей, размышлял, как бы совершить самому какое-нибудь славное предприятие, которое затмило бы все другие, и отправился в поход на Англию только с двумя кораблями, потому что никогда еще не слыхано было, чтобы земля, подобная Англии, могла быть завоевана с такими малыми силами» [176, с. 308-309]
На пирах и торжествах было принято «состязаться» в сравнениях, чья слава и заслуги лучшие. Это называлось «Mannjafnadr» - «мужские переговоры».
«Это было на пире, данном шведом Раудом для Олафа Дигре в Норвегии; король явился со всей дружиной. Когда все развеселились за пиршественным столом, зашла речь о даровитости каждого: один говорил, что умеет отгадывать сны; другой - что по глазам человека узнает его нрав и поведение, третий - что во всей стране нет лука, которого бы он не мог натянуть; четвертый - что он не только стреляет метко, но также умеет бегать на лыжах и плавать, пятый - что, стоя с веслом в челноке, он может так же быстро подплыть к берегу, как судно на двадцати веслах; шестой - что гнев его никогда не пройдет, как бы долго не замедлялось мщение; седьмой - что он никогда и ни в какой опасности не покидал короля; сам Олаф хвалился, что раз увидав человека и вглядевшись в него, он может узнать его после какого угодно времени... Таким образом, всякий сказывал свое дарование; сага прибавляет, что они находили много удовольствия в этом развлечении». [176, с. 620-621]
Одним словом, как отметил в конце XIX века П.Г. Ганзен: «Гордый свободолюбивый и воинственный дух древних северян прежде всего сказался в созданной ими религии, которая затем, в свою очередь, способствовала укреплению и дальнейшему развитию этого духа».