Эхо... Память... А еще — слепой Протеус... Но давайте обо всем по порядку. Прежде всего вам надо узнать: что такое Постойная яма?
Из Загреба я отправился на Адриатику вместе с двумя своими коллегами из Ленинграда и хорватским журналистом Тони Симуновичем. Тони сел за руль зеленого «форда» и сообщил, что нам предстоит пересечь Словакию, побывать в ее столице Любляне, прошмыгнуть через Альпийские туннели и уже потом у портового города Риски прикоснуться к волнам Ядранского моря. О Постойной яме он умолчал. Как оказалось, она была в километрах пятидесяти за Любляной и сама напомнила о себе шумной, разноязычной толпой.
«Яма» значит по-словенски «пещера». А Постойна — курортное местечко, где эта самая пещера и находится. Впрочем, не простая это пещера, а одна из самых знаменитых в Европе. Если верить красочным проспектам, что в изобилии продаются у ее входа, Постойну Яму с 1818 по 1985 год посетил двадцать один миллион жаждущих острых ощущений туристов. В пещере 27 километров доступных для человека штреков; 17 километров пути электрифицированы, есть железная дорога, есть пешеходные маршруты.
С одного из проспектов исторгает из пасти огонь зеленый дракон. Но это так, для рекламы. Драконов в пещере не водится. Зато в подземной реке, что протекает там, водится единственная в своем роде слепая змееобразная рыбица протеус.
Протеусов, вырезанных из кости, дерева и камня, продают в сувенирных киосках. Но очередь к киоскам куда меньше, чем на свидание с живым реликтом.
Полчаса ожидания открытия пещеры, и вот уже в компании немцев, итальянцев и чехов мы оказываемся под ее сводами. Еще минута-другая, и к перрону подземного вокзала подается состав для поездки в глубины Постойной Ямы. Вагончики маленькие. Скорей не вагончики, а что-то вроде сидений, какие бывают на каруселях. Только там они летят по воздуху, а здесь поставлены на колеса.
Впрочем, все это присказки. Вот прозвучал гудок — и началось. Тот из вас, кто прошел через аттракцион «Американские горы», помнит, как замирает на спусках сердце, как вдруг начинает казаться, что тебя, того и гляди, выбросит на вираже из бешено несущейся вагонетки. Здесь, в пещере, все воспринимается острей, чем на «Американских горах». Наверное, повинны в том узкие туннели, через которые с грохотом устремляется состав. Их нависшие своды заставляют тебя вжимать голову в плечи. Так и кажется, что там за поворотом поезд обязательно врежется в скалу. И этот свист воздуха, и этот грохот колес, и эти крики сидящих рядом экскурсантов...
Наш друг Тони — добродушный, флегматичный Тони, и тот вдруг запел что-то воинственное, взбудораженный столь необычным движением. Но вот приходит момент, когда нервы чуть успокоились и ты уже способен различать, что слева от тебя то и дело открываются сказочной красоты залы. Сверкающие колонны, растущие прямо со дна пещеры, сплетаются, чередуются с теми, что растут с потолков, свешиваются в виде сосулек, натеков, бахромы... Но рассмотреть вблизи и поподробнее все эти заросли минералов нам еще предстоит. А сейчас, а сейчас — скорей бы остановка!..
И она происходит. Поезд останавливается в зале, о громадных размерах которого можно лишь догадываться: его дальние углы скрыты тенью, тогда как центральная дорожка и мостики через реку освещены прожекторами. Один из мостов в пещере называется «Русский». Интересуюсь у Тони — почему так?
— Это еще с первой мировой войны, когда здесь работали русские пленные, — отвечает Тони.
Но как странно звучит его голос. Глухой, далекий. Вот он совсем пропал, а вот зарокотал резко, нетерпеливо, давя на барабанные перепонки.
Но может быть, это мне только кажется? Здесь в пещере все подчинено твоей фантазии. Ее будит множество теней и бликов, и конечно же, бесконечные комбинации сталагмитов и сталактитов, что буквально заполняют залы, через которые лежит пешеходная тропа. Вот я в каменном саду, вот — среди крылатых демонов, вот открылось передо мной царство огромных мельниц, а вот на смену им уже явились из-под земли гномы с цветными фонариками.
Протеуса мы увидели не в реке, а в специальном бассейне. Выставленные на обозрение, слепые рыбы-змеи жались в угол, сплетались клубком. Честно говоря, лучше бы и не видеть их такими. Куда интересней слушать всяческие легенды об этих единственных в своем роде созданиях.
А еще был зал, где жило эхо. Каждый старался оставить его после себя. Мы тоже оставили. И Тони, и я, и два моих коллеги-ленинградца. Стены пещеры многократно отразили наши голоса, и еще долго было слышно, как они медленно гасли под сумрачными сводами.
Это было красиво. Хотя, если честно, более глубоко поразило меня в Постойной яме другое эхо — эхо войны. Уже на выходе из пещеры кто-то из нас обратил внимание на черные уродливые пятна-подпалины, покрывающие стены.
— Да-да, — печально кивнул головой Тони, — это след войны. В тысяча девятьсот сорок третьем партизаны взорвали в пещере фашистский склад с горючим. Ведь у нас, как и у вас, тоже были партизаны.