У каждой страны есть свой символ. Так, говоря о нашей стране, мы невольно вспоминаем Московский Кремль. Заводим беседу о Франции — перед глазами возникают ажурные линии Эйфелевой башни. Англия — это, конечно, Тауэр и густые, как молоко, туманы. А Китай немыслим без Великой стены.
Это поистине величайшее сооружение, воздвигнутое человеческими руками, с ним не идут ни в какое сравнение ни дамбы, которыми голландцы отвоевали у моря землю для полей, ни даже египетские пирамиды. Стена начинается от Шанхайгу-аня, порта на море, и заканчивается в провинции Ляонин, отстоящей от моря на 6 тысяч километров. Самую, самую крепостную стену китайцы еще называют Великим Драконом. Если бы голова Дракона лежала в Ленинграде, то его хвост оканчивался далеко за Уралом, причем высота стены местами с десятиэтажный дом, а ширина такая, что по ней можно было бы проложить автостраду с двухсторонним движением. Через равные промежутки к небу тянутся мощные башни, в которых когда-то находились солдатские гарнизоны, охранявшие проходы — ворота от диких кочевников с севера.
Древние хани, как еще называют себя китайцы, пытались полностью обезопасить себя от войн, и какое-то время стена спасала их от врагов. Но от всемирных потрясений за стеклянной дверью не спрячешься. Стена не остановила конницу завоевателя Чингис-хана, он покорил страну, а его внук Хубулай даже основал императорскую династию Юань. Предки современных монголов правили Китаем почти сто лет. Позднее, воспользовавшись внутренними распрями, в Китай ворвались манчжуры, морем пришли англичане, спровоцировав «Опиумную» войну, они предъявили Китаю ряд кабальных условий. Во вторую мировую войну из-за моря нахлынули и японские захватчики.
Хотя Великая Китайская стена не выполнила своего оборонного назначения, не оградила ханей от остального мира, мы, потомки древних камнетесов, вырубавших из скал кирпичи медным долотом, наследники мудрейших архитекторов древности, с глубочайшим уважением относимся к их титаническому подвигу, ибо опыт создателей Великого Дракона не остался бесследным. Знания каждого народа — ручеек, вливающийся в океан человеческих знаний. Без открытий предков мы никогда не разгадали бы тайн Вселенной и атома, не добрались бы до глубоководных впадин Тихого океана, не взлетели бы в космос.
К Великой стене с каждым днем едет все больше и больше туристов. Существует поговорка: «Кто не взошел на Великую стену, тот не молодец!».
Первый раз я поднялся на нее в 1950 году. Это было в Шанхай-гауне. Типичный китайский город-крепость, опоясанный мощной стеной длиной в 4 тысячи метров, образующей строгий квадрат с башнями-воротами — Южные, Северные, Восточные и Западные. Неподалеку находятся форты с покатыми крышами из красной черепицы, углы крыш загнуты, как носы челноков. В них квартировались когда-то пограничные войска.
Стена изрезана амбразурами для стрельбы из лука. Вместо караванного пути, идущего с севера, теперь вдоль берега тянется полотно железной дороги.
По узким каменным ступеням, по которым можно взбираться лишь боком, что было сделано специально, чтобы затруднить штурм башни, я поднялся наверх.
Была ранняя весна, с юга низко летели гуси, гортанно перекликаясь между собой. Отсюда хорошо было видно, как стена выныривала из мутных вод Бойхайского залива и буквально прыгала на отвесную гору. Древнее сооружение находилось в крайнем запустении, кладка оказалась в трещинах-морщинах, кое-где из облицовки выпали камни, прорехи зеленели молодой травой. Мне стало грустно от увиденного. Такое ощущение испытываешь, когда попадаешь на заброшенное кладбище или взорванный храм. Памятники старины — достояние всего человечества, и, хотя я приехал из далекой России, мне было до боли жалко стену, как старого одинокого, всеми брошенного человека.
Много лет я бережно коллекционировал все сообщения, появлявшиеся в печати о Великой стене. Перевел и опубликовал предания, многие из которых могли оказаться и правдой. К примеру, легенда о верной любви некоего каменщика Силяна и его жены.
Императорские чиновники угнали его на строительство, дома осталась его любимая жена Мен Цзынюй. Многие годы она ждала мужа, проплакала все глаза, но время летело, а муж все не возвращался. Мэн тосковала все сильнее и сильнее, наконец решилась пойти на окраину Срединного государства, чтобы увидеть любимого. Преодолев голод и холод, отбиваясь от диких зверей, пришла она наконец в провинцию Ху-бей к тому участку стройки, где должен был тесать камни ее муж. Велико было ее горе, когда она узнала, что ее муж умер от непосильного труда.
Она нашла могилу любимого и многие дни оплакивала его. В честь верной жены местные жители воздвигли храм Верности. Он уцелел до наших дней.
На одной из башен-ворот, говорят, можно увидеть кирпич, который резко выделяется по цвету от других. Рассказывают, что между мастером Кайчжаном и императорским чиновником возник спор. Мастер утверждал, что он настолько искусен в своем деле, что может заранее высчитать, сколько кирпичей понадобится на всю башню. Чиновник усомнился в его знаниях:
— Если ты ошибешься на один кирпич, я его сам уложу в башню, а если на два, то тебе отрубят голову!
Мастер принял условие. Когда строительство башни окончилось, оказался лишь один кирпич необычной расцветки, и чиновник, как ни гневался, вынужден был своими руками уложить этот кирпич в память о мастере.
Много таких преданий, песен и стихов...
Второй раз я увидел стену через тридцать семь лет. Говорят, космонавты видят ее из космоса. Но лучше ею любоваться с земли.
На запад от Пекина вела автострада, рядом по рельсам неслись поезда, тысячи людей торопились на свидание с ней, Великой стеной, вернее, с одним из ее участков, любовно восстановленным на деньги, собранные народом.
В 1984 году в газете «Бейцин вэньхуабао» появилась статья, в которой автор выступил в защиту исторического памятника. Откликнулся весь народ, развернулась кампания по сбору средств. Только за
двадцать первых дней было собрано семьсот тысяч юаней. Это был ответ народа на бесчинства хунвейбинов во времена «культурной революции», когда разрушались храмы, сжигались старинные рукописи, когда отрицалась преемственность поколений.
Восстановленный участок стены стал музеем, куда стремятся люди со всего света. Вход платный, вырученные деньги идут на продолжение реставрационных работ.
Толпы людей сталкивались, рассыпались, но никто не услышал ни одного грубого слова, все были охвачены общим настроением поклонения перед величием содеянного талантом человека.
В магазинах и лавках продавались сувениры: майки с видом стены, надписи на китайском и английском языках: «Я взошел на нее», брелоки, полотенца, картины, макеты. В воздухе висел гул голосов на всех языках мира. Многие были в национальных одеждах. Туристы вели себя, как везде, непринужденно, торопясь запечатлеть увиденное кинокамерами и фотоаппаратами, что-то записывали, внимательно слушая экскурсоводов. Дул промозглый, осенний ветер, стена, вымощенная брусчаткой, оказалась пугающе скользкой от дождя. Желающих взойти на самую высокую башню оказалось не много. Из нашей группы только двое — Борис Васильев и я. Откровенно говоря, никогда не понимал радости альпинистов, штурмующих заоблачные высоты. Поднимаясь, я многозначительно вздыхал, надеясь, что мой спутник предложит вернуться назад, но Васильев не замечал моих намеков. И тут мы увидели инвалидную коляску. В ней сидел китаец лет тридцати, двое друзей толкали коляску вверх, инвалид изо всех сил помогал им, налегая сильными руками на колеса. Мне думать об отступлении было бы стыдно. Что руководило инвалидом? Упорство или желание самоутвердиться?
Посещение стены теперь стало в Китае национальным ритуалом. На Великой стене устраиваются спортивные соревнования по бегу, театрализованные представления. Недавно два энтузиаста прошли ее от начала до конца, потратив на путь около двух лет. Трудно даже представить все невзгоды, которые они испытывали в летний зной и в зимнюю стужу, когда из Центральной Монголии дуют ураганные ветры с колючим снегом и песком, забивающим горло, нос, режущим глаза до слепоты.
И вот наконец мы по крутой вертикальной лестнице проникли в каменную башню. Наверное, при хорошей погоде отсюда открывается чудесный вид на окружающие равнины. Мы k же увидели лишь клубящийся туман, точно его выпустили из гигантского парового котла. Стена тянулась дальше, растворяясь во мгле. Было тихо-тихо. И может быть, от перенапряжения, холода и тишины я ощутил острое чувство сопричастности с толщей времени, которая как лак на декоративных коробках из бамбука покрывала эти стены. Я точно растворился в прошлом, потеряв ощущение настоящего. Удивительное чувство. Ты вдруг будто оказываешься в бесконечном космосе, и земные заботы становятся никчемными, ты точно сбрасываешь грязную одежду личных эгоистичных страстей. Может быть, ради подобного момента истины альпинисты и рискуют жизнью, штурмуя заснеженные пики гор... И мне стало понятно упорство инвалида на коляске: он хотел почувствовать себя сильным человеком.
Послышались детские голоса, и в башне оказались ребятишки, следом их мамы, папы, дедушки и даже бабушки.
Наверняка одна из престарелых женщин родилась еще в те времена, когда девочкам уродовали ноги, превращая их в подобие копыт, что считалось признаком утонченной красоты.
Я подошел к одному из китайцев, спросил:
— Здравствуй! Это твои знакомые или вы одна семья?
— Семья, — ответил китаец, не удивившись, что я обратился к нему на его родном языке.
Теперь много приезжающих в Китай знают этот язык. Не удивляйтесь, что. я обратился к мужчине на «ты». В китайском нет «вы», вернее есть, но эта форма обращения настолько высокопарна, старомодна, что ею практически не пользуются.
— А из какой страны ты? — спросил он меня в свою очередь.
— Из Советского Союза.
Минутное молчание, и вдруг китаец преобразился, заулыбался, начал жать мне руки. Он точно помолодел.
— Здравствуй! — сказал он по-русски. — Я хоть и забыл, но...
Борис Васильев от неожиданности закашлялся, да и я не ожидал этого.
И мой новый знакомый взволнованно стал рассказывать, что в пятидесятые годы учился в нашей стране, что у него есть друзья в Свердловске. Стал электриком, работал в пекинском городском хозяйстве. Сейчас на пенсии, появилось свободное время, а он давно обещал своим родным показать Великую стену.
Нас окружили внучата нашего нового знакомого.
— Какая у тебя пенсия? — спросил я.
— Семьдесят юаней в месяц.
— Наверное, получал большую зарплату?
— Нет, среднюю, пенсия восемьдесят процентов.
— А сколько у тебя детей?
— Было шестеро, — он помолчал, потом добавил: — Двое погибли.
— Извини, друг. Извини! Ты сказал, что двое погибли?
— Да. Сын и дочь.
Мой знакомый достал сигареты, мы закурили.
— Они погибли в то время?
— Да.
Мы поняли друг друга, и больше я не посмел обсуждать больную для него тему. Китайцы вообще стараются не говорить на тему «культурной революции», видно, раны еще не зажили. Китайцы не любят жаловаться, невзгоды и трагедии они переживают молча, в отличие от нас, русских.
— А это твой друг? — указал он на Васильева.
— Ты видел кинокартину «А зори здесь тихие»?
— Да, четыре раза по телевидению и два раза в кинотеатре.
— Так он ее автор.
Новость моментально распространилась в башне. Борис Васильев необычайно популярен в Китае. Васильева окружили люди, высказывали свою благодарность за фильм и книги, написанные им. Книги изданы в Китае большими тиражами и не залеживаются на полках. Тема подвига и самопожертвования героинь книги созвучна китайскому читателю. Это яркий пример нашей духовной общности, потому что такие понятия, как добро и зло, самопожертвование и честность созвучны всем народам, по какую сторону Великой стены они бы не жили.
Встреча и разговор с друзьями, чьи добрые чувства не заморозили долгие годы нашего временного отчуждения, были лучшим подарком за те трудности, которые мы преодолели, взбираясь по каменным плитам почти до неба на самую, самую большую крепостную стену на земле.