В 1772 году Пруссия и Австрия, пожелав остановить Россию в успешной войне против турок, предложили Екатерине II заключить соглашение о разделе Польши. Иначе две страны будут рассматривать вопрос о военном союзе с Оттоманской Портой. России достались территории Восточной Белоруссии и часть Лифляндии с населением 1 млн. 300 тыс., Пруссии досталось Поморье, часть коронных земель Польши и 580 тыс. жителей, Австрии — Галиция и 2 млн. 600 тыс. человек.
Польский король Станислав Понятовский под давлением русско-прусско-австрийского союза вынужден был принять эти условия. Территориальные потери ничуть не способствовали консолидации шляхты, напротив, лишь усилили распри. Новый конфликт про-российских сил и «патриотов» (на деньги Пруссии) закончился новым военным вмешательством России. В крупных польских городах и Варшаве разместились русские военные гарнизоны.
Польская аристократия очень долго и тщательно готовила следующее вооружённое выступление. Предводителем восстания избрали Тадеуша Костюшко, профессионального военного, отличившегося в войне за независимость США. Где он успешно проявил себя на стороне колонистов, дослужился до чина бригадного генерала.
Великий четверг Пасхальной недели 6 (17) апреля 1794 года получил название «Варшавской заутрени». Жители столицы Польши присоединились к восстанию Костюшко, перебив многих безоружных русских солдат и офицеров, застигнутых врасплох во время утреннего богослужения. Россия ввела новые войска под командованием Александра Суворова, перебросив его корпус с турецкой границы. Восстание было подавлено, независимость Речи Посполитой стала достоянием истории после третьего раздела.
(Иллюстрация из открытых источников) Тяжёлое наследство.
После исчезновения с политической карты беспокойного соседа, помимо исконно польских земель с Варшавой, в составе Российской империи оказались девять новых провинций (территория современных Литвы, Белоруссии и Украины). А в 1795 году, как Правобережье Днепра отошло под полный контроль Петербурга, там проживало три с половиной миллиона населения. Оно было равномерно распределено по трём новообразованным губерниям (Киевской, Подольской и Волынской).
Из общей численности новых подданных российской короны около 8% относились к шляхте (240 тысяч человек), существовала очень большая еврейская диаспора (не поддававшаяся учёту). Но большинство составляли крестьяне. Городское население Правобережья первой четверти XIX века — меньше 3%. Для примера… «мегаполис» Киев мог похвастать лишь 7 тысячами человек населения, второй крупнейший город Каменец-Подольский не набирал 4-х. Это было крайне мало. Даже в русском провинциальном Пскове проживало около десяти тысяч.
Была и другая особенность в новых землях. Государственного управления Правобережье почти не знало, реальной властью в регионе распоряжались помещики (100-процентные католики), униатское или католическое духовенство, безземельная многочисленная шляхта. Именно они господствовали над православным крестьянством (с невеликим процентов униатов).
Черту различий можно было легко провести по языку. Шляхтичи были носителями чистого польского, остальные сословия говорили на нескольких украинских диалектах. Кстати, полонизмов в них было на несколько порядков меньше, нежели в современном украинском.
Шляхтичи в основной своей массе были безземельными, в лучшем случае — арендаторами. Предпочитали воинскую службу по найму или в армиях магнатов Речи Посполитой. Российская власть сразу столкнулась с огромной проблемой. Этих заносчивых «дворян» нельзя было относить к помещикам. А значит, к имперской классической аристократии…
(Иллюстрация из открытых источников) Это проблема была не нова. В своё время «золотой век» Испании испытал нагрузку куда большего количества дворян, чем местная земля и имперская экспансия могли прокормить (10% населения к концу XVIII века). Польша перед своими разделами тоже породила слишком большое число шляхтичей, что привело к печальным итогам потери государственности.
Фокус заключался в том, что главным преимуществом принадлежности к сословию были «кардинальные привилегии». Они давали исключительные права на участие шляхтича в управлении государством. С кучей дополнительных приятных бонусов, вроде права на свободное передвижение в пределах всей державы, освобождение от повинностей. Рядовым шляхтичам было далеко до реальной власти магнатов и даже небогатых помещиков.
Но на бумаге, юридически… они были ровней даже королю. Поскольку Речь Посполитая выбрала модель государственности под названием «аристократическая республика». Это стало её политическим горем во времена просвещенного абсолютизма… но и предметом особой гордости здешних дворян.
Каким бы оборванцем безлошадным ни был шляхтич, он имел величайшие преимущества социального продвижения. По общему объёму прав превосходил представителей других сословий. Как только получал (правдами и неправдами) в пользование землю с «хлопами», выжимал из крестьян что только можно. Чаще всего — зерно. Заставляя сажать именно пшеницу, отправляя урожаи на экспорт. Или ячмень, выгребая выращенное подчистую на пивоварни.
(Иллюстрация из открытых источников) Так называемое «фольварочное» хозяйствование польских и литовских помещиков тоже не способствовало внутреннему спокойствию. Отменив наследственное право владения землёй крестьянами, повторяя английское «огораживание» для разведения тонкорунных овец… Речь Посполитая получала регулярные восстания и волнения в сельских районах Правобережной Украины.
Незадолго до последнего раздела Польши, в 1789-м году, Волынь едва не лишилась всей шляхты и униатского духовенства, настолько сильно полыхнула «колиинщина» (от «колья» — главного оружия крестьян).
До окончательного раздела Польши, весь XVIII век, русские власти старались подобрать инструментарий баланса, как могли поддерживали «аристократическую демократию» шляхты. Это было выгодно, поскольку создавалась «пророссийская прослойка» этой странной аристократии, можно было влиять на внутриполитические расклады Речи Посполитой. Но после восстания Костюшко маски были сброшены. В Петербурге озаботились проблемой интеграции.
Терпение лопнуло…
Крестьянское население восточных воеводств бывшей Речи Посполитой сначала очень подозрительно смотрело на новый «русский порядок». Потому что вообще не знало, что такое государственность, не ведало традиций таких. Но было вполне комплементарно правительству Санкт-Петербурга. Местные евреи вообще отличались исключительной лояльностью. Наконец избавившись от вечной угрозы погромов, получив гарантии имущественных и гражданских прав, элементарную защиту.
Это сразу было воспринято в штыки польскими и литовскими помещиками. Евреи мгновенно перехватили всю реализацию кустарного и ремесленного производства на селе, стали посредниками в обороте зерна и сельхозпродукции. Жалобы в Петербург полились полноводным потоком, рассказывая о «катастрофическом еврейском засилье в экономике региона». Их проверили. Сделали выводы: это антисемитский настрой шляхты запределен…
(Иллюстрация из открытых источников) Но что делать со столь многочисленным сословием? Которое за двести лет привыкло влиять на все политические процессы. Русские власти просто не могли «переварить» такой процент чужеземной элиты, превышающий собственную на порядок. Первым очевидным решением 1770-х годов стало арифметическое сокращение численности. Как стало понятно: интегрироваться вольница не намерена. Находясь в российском подданстве, открыто будет бросать вызов авторитету царского правительства.
Понимание полное пришло, как начались конфликты имперских чиновников, попытавшихся исполнять многие прежние полномочия и привилегии польских дворян (особенно — судейские). Такой конкуренции с альтернативным источником власти ни одно государство терпеть не могло. Решение не было Соломоновым, его подсмотрели в бывших польских землях, отошедших Габсбургам и Гогенцоллернам. Австрийцы и пруссаки в аннексированных частях Речи Посполитой просто (и в массовом порядке) лишали шляхту дворянства. Привилегий, которые ранее делали её серьёзным политическим классом.
Это оказалось юридически крайне просто провернуть. Подавляющее большинство шляхтичей не имели соответствующих документов, которые могли подтвердить право принадлежности к сословию. Первые переписи в Белоруссии 1770-х годов были… полной безысходностью для гордых панов. Их просили предъявить бумаги для подтверждения дворянства, которых у них… просто не могло быть физически. В XVI и XVII веках учёта шляхты не велось, любому наглецу было достаточно назвать себя дворянином. Никто это заявление не проверял.
Посмотрев на стремительно тающее привилегированное сословие Белой Руси, метод применили на Правобережье.
Обратите внимание: Читаем Пушкина по-взрослому, или Гаремы русских помещиков.
Переписи и специальные комиссии сократили численность шляхты в трёх новых губерниях (до 1800-го года) на 40%. В Киевской губернии их стало 4% от общей численности населения, 3,8% — на Волыни, 5,7% — в Подолье. Но царское правительство грозно окрикнуло губернаторов, заявив: «Это тоже слишком!».
(Иллюстрация из открытых источников) С первых дней правления императора Александра I утверждением статуса дворян Правобережной Украины стал заниматься Департамент Герольдии в Петербурге. Лишив этих прав местные польские суды, которые наплодили такое неимоверное число самозваных «аристократов». Машина закрутилась жёстко, дело пошло быстрее губернской тягомотины.
Действительных шляхтичей начали массово записывать в податное население империи. Понижая в социальном статусе, новоиспечённых «нешляхтичей» немедленно старались пристроить к общему делу. Сначала предлагая воинскую службу на рубежах страны. В случае отказа попросту забривая в солдатчину или накладывая налоги/повинности, как на обычных мещан.
Курс ужесточения политики в отношении шляхты был последователен. Несмотря на вопли и интриги «польской партии» при дворах императоров Александра I и Николая I — с каждым годом число «дворян» уменьшалось. В 1823 году рассмотрели 16 тысяч дел только из Киевской губернии, в сословии оставили 624 аристократа.
Вторым инструментом
утилизации шляхты русскими властями стало «умаление гордости безземельных дворян». Когда им запретили участвовать в земских и губернских выборах в любом статусе (избирателем или кандидатом), претендовать на государственные должности. В 1820-х на всё Правобережье набиралось 11 тысяч землевладельцев, которые по русским законам могли голосовать. Двадцать лет назад на это претендовали в три раза больше «аристократов». Теперь же они не прошли русских избирательный ценз.
Безземельную шляхту (и мелких земледельцев из числа шляхтичей) год за годом «уравнивали» до положения обычных государственных крестьян. Случались случаи «закрепления». Самое удивительное (по недоумённым отчётам губернских властей), такими крепостными старались обзавестись крупные польские магнаты с толстыми родословными. Типа Августа Илинского, который терпеть не мог «разбойников и самозванцев», марающих высокое звание аристократии беспробудным пьянством, нежеланием служить.
Курочка по зёрнышку, буквально за два десятилетия у шляхты отобрали монопольное право на управление Правобережьем. Основную массу чиновников трёх губерний стали представлять этнические русские или немцы. Польская шляхта всё ещё была слишком многочисленной, её лояльность представлялась крайне сомнительной. Особенно после несколько раскрытых заговоров и участии 100-тысячной польской армии в войнах 1796-1815 годов на стороне Наполеона.
(Иллюстрация из открытых источников) Даже после всех люстраций численность шляхты превосходила численность русского дворянства. Когда население трёх губерний достигло уровня 4,3 млн. человек (1823 год), там оставалось 218 тысяч шляхтичей (5% всего населения). Пока Правобережье было не полностью интегрировано в Империю, царские чиновники мало вмешивались в непосредственное управление крестьянами. При всех минусах «старые господа» обеспечивали стабильность и порядок на своих землях.
Но «деклассирование» медленно шло. Как только крестьянство и мещанство пообвыклись с новым порядком, стали исправно платить налоги, нести обязательные повинности… начались новые массовые (и успешные) зачистки местного мятежного дворянства в 1830-1860-х годах. Полноводным потоком они пополняли Кавказскую армию, отправлялись осваивать Сибирь. Как у них это получилось, можно почитать здесь: «Как боролись с русофобией при царях…».
Дивиденды
от присоединения к России Правобережья получила, всё-таки, крестьянская масса. Обретя первый раз в своей истории… возможность активно жаловаться русским властям на панов. До восстания 1830-го царские чиновники крайне осторожно подходили к распрям шляхты и крестьян, боясь роста бунтарских настроений. Но имели прямое указание Петербурга: в установлении сроков барщины (если дело попадало в суд) занимать сторону тружеников, а не сомнительных по происхождению аристократов.
Это явление хорошо заметно в конкретных судебных спорах. Село Германувка Киевской губернии в начале 1820-х несколько раз бунтовало против шляхтича Проскуры. Который каждый год выдумывал новые налоги. Вооружённое выступление крепостных подавили ротой русских солдат, многих участников сослали в Сибирь.
Но губернатор настоял на судебном процессе. Пану Проскуре запретили повышать размер барщины, наложили огромный штраф и фактически разорили. После этого громкого дела шляхта присмирела повсеместно, сообразив: появился новый инструмент воздействия на помещичью фантазию.
Подобных дел было великое множество. Внешне русские чиновники и судьи старались оставаться максимально нейтральными. Но придумали новую забаву. Демонстрируя невиданную для Великороссии страсть к соблюдению Закона, выезжая на любую жалобу, вызывая для объяснений шляхтичей по любому обращению податного населения. И помогая крестьянам правильно составлять «слезницы и прошения царю-батюшке».
Настолько заклевав придирками (строго по закону!) тугих на ум панов, что многие даже посмотреть боялись на красивых крепостных девок, забросили любимые парфосные охоты на крестьянских полях и прочие «шалости». Это «бюрократия» очень полюбилась малороссийскому крестьянину. Ведь до 1795 года жаловаться и судиться со шляхтой было бессмысленным занятием, суды и чиновничество было исключительно корпоративным «клубом» польских феодалов.
(Иллюстрация из открытых источников) Выбивала почву из-под ног шляхтичей и масштабная кампания по обращению крестьян Правобережья обратно в православие. Вырывая целые уезды из цепких лап католиков и униатов. Ещё один любимый инструмент контроля и подавления перешёл к русским властям, полностью лишив местные польские элиты возможности давить на низшие сословия.
Выводы…
Население Правобережной Украины за первые 30 лет русской государственности выросло на одну треть. Исключительно за счёт крестьян, которым банально стало проще и сытнее жить. Это показало восстание 1830-го года, когда к шляхте крепостные вообще не присоединились. Даже помогали русским войскам вылавливать шайки повстанцев. Но, «выдавливая» шляхту из сельской местности, запустился другой процесс. Который потом аукнется царским правительствам.
Потеряв позиции в экономическом и политическом влиянии на жизнь края, люстрированная аристократия всё равно не упала до уровня ранее угнетаемых ими крестьян, стремительным потоком наводнив города. Перейдя в мещане и интеллигенцию, став повелевать «умами и настроениями».
В Виленском учебном округе только в 1826-м году около 90% гимназистов относились к шляхте (больше половины — к безземельной, лишённой всяких привилегий господствующего класса). К началу ХХ века присутствие поляков в интеллектуальной прослойке населения оставалось крайне диспропорциональным.
Выросшие в собственной удушливой атмосфере «попранного национального и сословного достоинства», поголовно обиженные на «сатрапов царского правительства»… Эти образованные городские классы на протяжении многих десятилетий исправно поставляли русофобов, революционеров и сепаратистов. Породив попутно, как собственную антитезу, уродливый украинский национализм.
История интеграции Правобережной Украины в Российскую империю интересна. Не просто как некий набор событий и фактов. Но как пример эффективных действий государственной власти на юго-западных рубежах огромной страны. Потому что, в этой интеграции чётко просматриваются победители и проигравшие. От первых десятилетий русского правления в регионе выиграли крестьяне и евреи.
Внешне нейтральные русские чиновники стали за короткий срок незаменимыми арбитрами в имущественно-гражданских спорах. Что было великой новостью для феодального беспредела «восточных кресов» Речи Посполитой. При русском царе пришёл Закон.
(Иллюстрация из открытых источников) Проигравшими оказались бесчисленные шляхтичи, которые зачастую никакого отношения к аристократии не имели. Русские сразу сделали ставку на постепенную эмансипацию крестьянства, их конфессиональную защищённость. Это к ХХ веку принесло свои плоды. Уже хорошо прореженная шляхта даже близко не могла эффективно сопротивляться царским властям без поддержки населения.
Как показал весь XIX век, проблему изжить не смогли. Альянс между новой метрополией и местными элитами не состоялся. Несмотря на все реформы, русские чиновники вели себя слишком осторожно. Старались не вмешиваться в управление польскими поместьями, выпалывая лишь наиболее вопиющие заповедники местечкового феодализма. Но в долгую перспективу процессы затянули, шляхетские порядки сковывали экономический потенциал западных провинций вплоть до Первой мировой войны.
Польские солдаты в армиях революционной Франции, восстания 1830-го и 1863-го, революционеры и террористы… итоги столкновения царского правительства и шляхты (по очкам) можно считать положительными для Петербурга. Но это настолько разогрело реваншистские настроения проигравших, что последствия хлебаем полной ложкой уже мы, удивляясь узколобости польских национальных элит.
По-другому немного надо было поступить Александру I и последующим императорам. Как именно… версии с удовольствием изучу в комментариях.
#Речь Посполитая #шляхта #раздел Польши #Правобережная Украина #история России #история Украины #наука #аристократия #крепостное право #польские восстания XIX века
Еще по теме здесь: История.
Источник: Рецепт русских царей: как Украину сделать приличным местом….