Чья-то охотничья умная голова додумалась: а почему бы не стрелять волков с самолетов и вертолетов? Стреляем же с машин, аэросаней, снегоходов!
Волчатники возликовали. Наконец-то не надо неделями выслеживать и преследовать, возиться с привадой и отравой, мудрить с капканами и ловушками, потеть с загонами и флажками. Техника, как ей и положено, облегчала труд. Сиди в мягком кресле да вниз поглядывай.
Самолетик, как вязкая гончая, берет волчий след и на бреющем полете несется вдогон. И никаких ему застав и преград. Не страшны завалы, болота, овраги, реки. Гудит неутомимый мотор, свистит за кабиной ветер, лихой охотник ястребиным глазом высматривает внизу волков, держа тренированный палец на спусковом крючке.
За века волки как-то приспособились ко всем охотничьим хитростям — к отраве даже! — но вот самолета еще бояться не научились. Иные дурни даже останавливались и с любопытством задирали лобастые головы. А их картечью по головам, по спинам, по бокам: ага, серые, закувыркались!
От самолета волку не спрятаться, не убежать. И охотнику только бы найти свежий волчий след, а уж догнать и перебить их ничего не стоит.
Но волк потому и уцелел в беспощадной и долгой войне на истребление, что умел приспособиться ко всем охотничьим изобретениям, у охотников и учился. Скоро и с самолетов их стало не просто бить. Волки тоже осваивали технику. Освоили капканы, мотоциклы, машины. Чтобы выжить и уцелеть, надо было освоить и самолет. И как всегда, оплатить науку серыми своими головушками...
В этот раз самолет выследил целую волчью семью: матерого волка, волчицу и четверых прибылых — волчат-сеголеток. Услышав низкий самолет, вскочили с лежки в овраге и заметались. И надо было теперь как можно скорее отпугнуть их от густого леса и направить в чистое поле. Волки уже научились прятаться от самолетов в чаще, а летучие охотники научились их от леса отгонять.
Самолет, чуть не шаркая по вершинам деревьев железным брюхом, с ревом ринулся на волков. Волки растерянно затоптались, закружили, но красная молния из ракетницы добавила страху и волки кинулись в поле. Главное дело сделано, остальное лишь дело техники.
И техника не подвела!
Молодой волк рванулся к ближнему стогу и уже почти зарылся в него, но картечь легла кучно и точно: волчонок, крутанувшись, распластался у стога.
Уцелевшие волки пластались по снегу, похожие сверху на стремительных щук. Еще один волчонок метнулся в сторону и с лету нырнул в сугроб, чтобы не видеть и не слышать завывающее чудовище: но снова картечь легла точно и кучно. Волк забился в снегу, вздымая белую пыль.
Охотник перезаряжал двустволку, летчик доворачивал самолет за убегающими волками. И снова железный дракон завис над волчьими головами. Третий волчонок, измученный гонкой и страхом, бросился под нависающий берег реки, но дерновый пласт прикрыл только холку и голову. Ушлый технарь-охотник врезал ему по заду: волк, нелепо подпрыгивая, скатился на лед реки и пополз на передних лапах.
Волчица, волк и последний волчонок шли на махах по льду реки. Снег укатан ветром, лапы не проваливаются, не оскользаются, волки неслись во весь дух. Они ушли бы от мотоцикла, от снегохода, завели бы их в торосы, в ухабы, на полыньи. А чем собьешь с пути самолет?
Русло реки неширокое, извилистое, с высокими обрывистыми берегами. Летчик боялся слишком снизиться, и это пока спасало волков. Охотнику приходилось стрелять свысока, и картечь обносило: белые дымки
снега вспыхивали то впереди, то позади волков, то справа, то слева. Ревя и стреляя, самолет то нагонял волков и проносился вперед, то разворачивался и летел навстречу. Стрелять бегущих навстречу волков было еще труднее, чем вдогон: скорости волков и самолета складывались и рассчитать упреждение было трудно. Не проще было и тогда, когда эти скорости вычитались. Стрельба для охотника, привыкшего стрелять с земли, непривычная, еще не освоенная. И нет еще такого стенда и тира для тренировки.
Самолет челноком ходил вперед-назад, оглушая пальбой и ревом. Но картечь вышибала пока одни ледяные крошки. Самолет был неутомим, а волки стали изнемогать. Они уже не пластались и даже не скакали галопом, а бежали той привычной волчьей трусцой, которой волки могут бежать часами. Закаленные волчьи сердца и ноги уже сдавали. Самолет же не отставал и выстрелы все гремели.
И тогда матерый волк остановился, поднял голову на догоняющий самолет и пошел навстречу! Так он всегда поступал, когда хотел остановить преследователя, отогнать, задержать, чтобы дать время волчице с волчатами убежать как можно дальше. Вот так он шел навстречу своре деревенских собак, чтобы напугать их или увлечь в сторону за собой и отвести от семьи.
Волк встал перед налетающим самолетом, оскалил пасть, грива на холке встала дыбом. Волк вызывал на бой. На мгновение глаза охотника и волка встретились: в волчьих глазах была такая ненависть, что охотник оторопел! Рука его дрогнула и картечь обнесло. Волк подпрыгнул и лязгнул зубами; с каким остервенением он вцепился бы сейчас в это недоступное брюхо!
Самолет проревел, пронесся вперед, развернулся и стал приближаться. Волк снова подскочил, разинув пасть, но в этот раз картечь полоснула его на взлете, и он тяжело и мертво рухнул в снег.
За эти минуты волчица с последним волчонком убежала далеко вперед. Но что значит это волчье «далеко» для крылатого самолета! В считанные секунды он стал нагонять волков. Теперь и волчица, выбившаяся из сил, остановилась и пошла навстречу. Но она не грозила врагу, не ощетинивалась, не подпрыгивала, показывая клыки. Приближалась покорно, склонив к снегу голову, поджав хвост, — как провинившаяся собака. Волчица надеялась на примирение, просила пощады.
Так уж принято в мире волков. И ни один волк не вонзит клыки, когда противник сам подставляет горло...
В живых остался один волчонок. Охотник довольно осмотрелся. Последний заход, последний дуплет, и можно сворачивать на аэродром.
А завтра утречком со свежими силами пронестись на снегоходе по свежим еще следам и собрать убитых.
За поворотом вдруг открылась деревня. На улицах люди, женщины полощут белье в проруби, ребята скатываются на санках с берега. Все уже услышали и увидели самолет и махали ему руками.
А молодой волк, никем вроде не замеченный, свернул с реки и трусил к сараю, стоящему на отлете. Волчонок искал спасения у людей!
Самолет пронесся над крышами раз и два, а потом развернулся и улетел назад. И только тогда два мальчугана, которые видели волка и все сразу поняли, подбежали к сараю и закрыли дверь. Чтобы волк из сарая не выскочил и не попался летчику на глаза, если он вдруг вернется. И никому ничего не сказали: ведь и в деревне могли оказаться любители волчьих премий.
На другой день на снегоходе «Буране» притарахтел охотник. Пятерка волчьих шкур была привязана позади седла. Его обступили, расспрашивали, разглядывали и щупали шкуры. Удивлялись и не верили, что волк спрятался у них вчера в сарае!
Все гурьбою пошли туда. Но дверь сарая была распахнута настежь, никого в сарае не оказалось, и все уверяли охотника, что это ему померещилось. Да и где это видано, чтобы волки спасались в деревне! У таких же людей, которые только что перебили его семью и по самому стреляли.
Охотник ни с кем не спорил: померещилось так померещилось. Но он уже давно приметил волчий след, идущий в сарай. И след, выходящий из сарая с другой стороны. И следы ребят, которые открыли ночью двери.
Он приглядывался к мальчишкам — кто из них сделал это? Кто не побоялся волка, кто его спас?
Но ребят набежало много, каждый из них мог закрыть и открыть сарай. Все они сейчас улыбались и никто не прятал глаза.
— Плохо, — сказал им охотник и погрозил пальцем. — Очень, ребята, плохо! Волки уже научились прятаться от самолета в чаще, в норах, в стогах, не хватает еще, чтобы в деревнях стали прятаться. Ишь вы, добренькие какие!
Но ребята смотрели и улыбались. И никто не отвел глаза.
— Ишь вы, добренькие какие! — повторил охотник.
Сам он добреньким не был. Он был современный охотник-технарь, добытчик без предрассудков. Хотя на вид был такой же, как все.
Такой, да не такой! И это даже серому волку было ясно, это даже ребята поняли. И вступились.