Об этой первой встрече нас известила не только карта. По нашему пути вдоль Баренцева побережья, на весенних проталинах стали попадаться следы былого промысла: ржавые, не везде расстороженные капканы и отбеленные временем «кулемы» — из деревянных плашек самоловы на песцов. Видели и огромную клеть из бревен с камнями на рухнувшем потолке — давилка на белого медведя. Виновница встречи предстала перед нами в устье реки Гусиная Вадега, как только вездеход поднялся на взгорок. Но чтобы подъехать к домику и расквартироваться, пришлось просолить рубашки потом, — вездеход глубоко и плотно засел в талом снегу. Только с помощью бревна преодолели «снежницу» и добрались до желанной цели.
Вид у избушки — тоскливый. Верхние, почерневшие от сырости наличники двух окон скосились друг к другу. Ни дать ни взять — горько сведенные к переносице брови. Дверь, как обиженно поджатый рот, плотно закрыта. Сама постройка с высоким срубом будто приподнялась, напряженно вглядываясь выбитыми окнами в тундру. Может показаться: ждет не дождется своего хозяина. Высматривает: куда подевался? Вернется ли? Загадка...
Вокруг домика, на открытых Местах валялись где в одиночку, а где грудами оленьи рога, черепа песцов и белых медведей. Даже несколько расслоившихся моржовых бивней. Повсюду обрывки крупноячеистых веревочных неводов — для загона белухи. К стене прислонены две нарты. Длинная и тяжелая — грузовая, меньшая — для одиночных, вероятно, охотничьих поездок. На завалинке валяются маленькие нарточки — детские, игровые. Значит, жила здесь семья. Неизвестная. Оказывается, хозяин не только в промысле удачу имел, но и просто в жизни: у дома ни единого креста. Эти мрачные спутники постоянно следуют за человеческим жильем в Заполярье. Порой только по надписям на крестах и можно узнать: кто жил, откуда родом и когда закончил бренный путь.
Разный народ бывал-горевал на Новой Земле. Здесь скрывались от гонений староверы; искали гипотетическое серебро рудокопы. А сколько исследователей — и не только русских — побывало на архипелаге! Но все-таки на эти суровые берега первой ступила нога безымянного промысловика. И он, отложив в сторону весло и оружие, взял в руки топор и срубил из плавника первое жилье. Без крыши над головой в этих местах пропадешь не за понюшку табака. Историк В. Крестинин писал два столетия назад: «Новгородцы, древние обитатели Российского севера, знали Новую Землю в первом надесять веке». Согласно летописи — в 6540 (1032) году. А в первое плавание В. Баренц в 1594 году на Северном острове обнаружил обломки русского судна и кресты поморские. В наши дни нередко встречаются на побережье прямоугольные фигуры — «валики» из мха и сплетения низкорослых трав.
Копнешь такой «валик» ногой, и покажется труха древесная — окладные бревна древнего человеческого жилища. Многое бы они могли порассказать...
...Изба на треть забита снегом. Зачастую в холодное полярное лето долеживает он до новой зимы. Из углов несет плесенью, а от еще крепко стоящей хранительницы тепла и уюта печки — сырой глиной. Потолок и стены сплошь в подтеках, а с главной балки — матицы — свисают крупные капли. Чердак обычно тоже забивается снегом, а крыша без хозяйского глаза прохудилась, кое-где ветрами, особенно зимними сорвало тес. Из-под снега у стены торчит широкая спинка семейной деревянной кровати. Возле — угол дощатой лавки и стола. По стенам набиты полочки. Аккуратно, любовно вырезаны. Видна рука мастера. На большой, с высокими бортиками полке заботливо уложена растопка: пучок лучины и тугой свиток берёсты с плавника, рядом — кресало и полуистлевшие мешочки. В них заплесневелые комья муки и крупы. По-видимому, покинул хозяин это место навсегда и по неписаному и мудрому закону промысловиков позаботился о тех, кто, бедствуя, попадет случайно в его дом.
Из окна видна однообразная, унылая излука берега да мертвая и ровная, как блин, тундра. Не на чем взгляду остановиться. Летом частые туманы, дожди, ветра. Полярная ночь с вьюгами закупоривает человека по самую крышу в занесенном снегом жилище. Случись что — десятки километров до становища. Жить и работать здесь могли только люди с характером. Такими и были новоземельские промышленники, потомки новгородских ушкуйников.