Когда-то вся южная часть Украины была покрыта ковыльной степью. Сейчас 97 процентов земель распахано. Остался — сохранен! — участок в 11 054 гектара. Это и есть Аскания-Нова.
Когда-нибудь все зоопарки мира раздвинут стены и заборы и превратятся в гигантские парки, где звери и птицы не чувствуют неволи, а люди смогут увидеть «животный мир» в его гармонической целостности и поклониться его совершенству. Сегодня это — Аскания-Нова.
Если кто-нибудь может представить уголок нашей Родины, покоривший сердца таких всемирно известных натуралистов, как Джералд Даррелл, Джой Адамсон, Бернгард Гржимек, то это — Аскания-Нова.
И наконец, Аскания-Нова — живой памятник детской мечте, ставшей пожизненной страстью, мечте осуществленной и оставленной людям. Сегодня стоит вспомнить об этом. Весь этот «рай животных» берет начало с крохотной, ничем особо не приметной пичуги. Зяблика, прирученного мальчиком, родившимся в этих степях. Мальчика звали Фридрих. Его отец, обрусевший немец, имел сельскохозяйственное поместье и преуспевал в овцеводстве. Забегая вперед, скажем, что при хозяйстве Фальц-Фейнов в начале нынешнего столетия Ветеринарным управлением была организована зоотехническая станция под руководством профессора И. И. Иванова, а за год до революции Петровской (ныне Тимирязевской) сельскохозяйственной академией открыло отделение опытной станции по овцеводству под руководством профессора М. Ф. Иванова. Ныне здесь находится созданный на их основе Украинский научно-исследовательский институт животноводства степных районов имени М. Ф. Иванова.
Но вернемся к прошлому веку и юному Фридриху Фальц-Фейну, влюбленному в степь и наделенному добротой ко всему живому. Его мечта — сохранить в неприкосновенном виде флору и фауну степи, уберечь ее от воздействия людей, как эталон первозданной природы. И более того, возвратить ей то, что она утеряла, а может быть, и дать большее... Став единовластным хозяином Аскании-Нова, он создает здесь зоологический сад, строит просторные вольеры и птичники, куда привозит, не скупясь на затраты, обитателей с разных концов света. Именно он приручил и сохранил для будущих поколений знаменитую лошадь Пржевальского. Здесь же, в Аскании, посреди безлесной степи ему удалось вырастить большой ботанический сад. За модель этого сада в 1889 году Фридрих Фальц-Фейн был удостоен большой золотой медали Всемирной выставки в Париже...
Имя Фридриха Эдуардовича Фальц-Фейна стоит в одном ряду с именами основателя картинной галереи Павла Михайловича Третьякова, исследователя-этнографа Ильи Гавриловича Вознесенского, давшего начало этнографическому музею «Кунсткамеры».
...После тиши дендропарка зоопарк оглушает. Пронзительные клики раздаются с вершин самых высоких деревьев. На ветвях — где такое увидишь! — сидят павлины, доставая хвостами до самой земли. Ограды вольер — чуть выше человеческого роста, открытые сверху. За каждой — уютный мир с тихими водоемами. Впрочем, кое-где журчат маленькие водопады. Здесь — птичий рай. Но поражает этот рай скорее противоположным — великолепием земного. Да ведь все это разнообразие форм, неожиданность цветовых сочетаний и есть наша планета, живая ее часть! Бело-розовые фламинго на тонких, почти невидимых ногах сравнимы с облаком в лучах заката. Изгибы шей — совсем как вопросительные знаки! — загадочно колышутся. А рядом австралийский черный лебедь. Плывет неслышно, осторожно, горделиво.
Чтобы рассмотреть дальневосточную мандаринку, нужна выдержка. Природа расцветила эту уточку, словно детскую игрушку, не скупясь на самые яркие краски. Дух захватывает: тут и красный, и белый, и черный, и бежевый цвета, да еще в такой контрастной композиции, что не сразу разглядишь птичью форму. Смотришь и гадаешь: почему и с какой целью природа так ее разрисовала? Вот дрофа — совсем другое дело. Чтобы ее рассмотреть, тоже нужна выдержка, но совсем другая. Не так-то просто дрофу отличить от того места, где она находится. Птица крупная, но до того рябая, что кажется вообще бесцветной, нейтральной на любом фоне. Однако это не спасло ее от Красной книги. А ведь птица степная, здешняя. Рассказывали, что есть большое желание вернуть ее дикой природе. И это вполне достижимо, вот только возвращать... некуда. Птица есть, но не осталось среды ее обитания. Но об этом разговор впереди.
А в вольерах напротив — фазаны.
Так появляется жизнь!
Несколько видов: алмазный, серебристый, золотой... И точно: оперенье сверкает, как парча. Расхаживают степенно, безбоязненно — уж тут-то никто на их территорию не ступит, не вынудит суетиться.
Не берусь описывать всех обитателей зоопарка. Одних птиц, кроме страусов, семьдесят два вида, да сорок четыре вида копытных. В глубине парка, на островках и полуостровках среди искусственных прудов — колонии всевозможных гусей, нырков, крякв, чирков. Особняком — красивейшая из птиц — лебеди-шипуны. Они и впрямь шипят, если приблизишься. Полярные гуси бегают по аллеям, как экскурсанты, обсуждая увиденное. Если не заметишь их, а только услышишь, — точь-в-точь людская неразборчивая болтовня. Совершенно схожие интонации: кто-то спрашивает, кто-то отвечает, спорит или выговаривает соседу.
Зоопарк естественно переходит в степь, журавлиную ее часть... Здесь, под безоблачным, высоким-высоким небом я вспомнила грустную историю о птице, которой это небо принадлежит.