В 1853 году жители Архангельска и окрестных сел были взволнованы необычайными событиями. Через русское посольство в Стокгольме в город было переправлено письмо, из которого следовало, что какой-то норвежский шкипер, побывавший на Шпицбергене, обнаружил на побережье Айсфиорда полуразвалившуюся поморскую избу, а в ней — прикрытое оленьими шкурами тело погибшего там промышленника в русской одежде. Поблизости от избы был найден еще один труп, подле которого валялись оленьи рога и обглоданные кости. В жилище оказались обломок весла с насеченными ножом цифрами месяцев и дней недели и ружье, на прикладе и ложе которого был вырезан непонятный норвежцам текст. Эти предметы также были присланы в Архангельск. На ружье удалось прочесть: «Простите нас, грешных, оставили злодеи, бог им заплати. Донести нашим семействам». Другая, более пространная надпись» рассказывала: «Мы двоима оплакали свою горькую участь, ушли в Рынбовку (русское название залива Гринбэй), это было в Кломбае (то есть в Билле—фиорде) 1851 года. 8 августа поехали за оленями со шхуны и оставлен товар. Здесь хозяин с 2 человеками ходили по берегу 3 дня, затем приехали Гвоздарева стрелили 11 августа Колуп. Убежал Иван Тихонов. Убежал Андрей Каликин. Пострелил Ивана Гвоздарева Колуп- собака».
Что же произошло на Шпицбергене?
Когда были арестованы и допрошены недавно вернувшиеся оттуда братья Исаковы, один из которых, Яков, и носил кличку Колуп, и промышленник Дружинин, было установлено следующее. В мае 1851 года из Кеми на Шпицберген вышла шхуна «Григорий Богослов», принадлежавшая известному местному шкиперу Ивану Гвоздареву. Кроме владельца на ней отправились еще промышленники: воспитанник Гвоздарева Антипин, Дружинин, братья Василий и Яков Исаковы, Каликин, Михайлов, Мыхин, Тихонов. Еще будучи в Кеми, братья Исаковы и Мыхин задумали убить по пути владельца судна и завладеть его имуществом. Случай представился, когда шхуна прибыла в Биллефиорд, а команда высадилась на берег и занялась охотой на оленей. Вскоре большинство промышленников вернулось на судно, а Гвоздарев, Каликин и Тихонов продолжали охоту.
Тогда Исаковы и Дружинин, рассказав в своем плане остальным членам артели, решили привести замысел в исполнение. Часть промышленников, в том числе и воспитанник Гвоздарева Григорий Антипин, отправились на берег на шлюпке. Было дано несколько выстрелов в воздух, услышав которые Гвоздарев вышел на пляж.
Быстро догадавшись, в чем дело, он стал просить, взять его на борт, обещая, что никому не расскажет о случившемся. Однако Яков Исаков, бывший во главе заговора, крикнул:
— Кто возьмет, того не пощажу, хоть и брата родного!
Видя, что спасения ждать не от кого, Гвоздарев кинулся бежать. Началась погоня. Гвоздарева настиг Антипин. Обернувшись, шкипер попросил:
— Григорий Андреевич, стреляй прямо в сердце...
Прогремел выстрел, и Гвоздарев рухнул на землю. По-видимому, Каликин и Тихонов видели все это издали и скрылись. Их трупы впоследствии и были найдены норвежцами.
«Григорий Богослов» взял курс к острову Медвежьему. В пути начались споры. Часть промышленников настаивала на возвращении в Кемь, другие требовали идти «за море», в Норвегию. В результате Исаковы, Дружинин и Михайлов сбросили в море Мыхина и Антипина. По прибытии шхуны в норвежский порт Берлевог был убит и Михайлов, причем от местного врача была получена справка, что смерть пришла «с нерепою».
Вернувшись на родину, Исаков и Дружинин сообщили, что остальные промышленники якобы погибли во время плавания.
При таких трагических обстоятельствах оборвалась жизнь Ивана Яковлевича Гвоздарева — опытного кормщика и смелого морехода, чье имя вошло в историю народного мореплавания и освоения Арктики.
...География островов Северного Ледовитого океана долгое время оставалась загадочной. В начале XVII столетия, когда кочи и лодьи поморских мореходов уверенно двинулись «Мангазейским ходом» — маршрутом, пролегавшим из Белого моря к устью Енисея, — когда русским шкиперам были уже известны устья Лены, Пясины и Индигирки, восточные пределы Новой Земли, ее размеры и очертания по-прежнему оставались неизвестными. Продвигаясь вдоль побережья Сибири, временами поморы видели на севере очертания далекой суши, неведомых островов, рисовавшиеся им как продолжение Новой Земли на востоке: неизвестный громадный остров или материк, поднимавшийся из волн Ледовитого океана и занимавший обширное пространство Полярного бассейна. «...Гораздо тот остров в виду, и горы снежны, и падины, и ручьи знатны... А тот остров Камень, в море пояс. Они и промышленные люди смечают — все то один идет, что ходят ис Поморья, с Мезени на Новую Землю, и против Енисейского и Тазовского и Ленского устья тот же Камень, тож все одна, что называют Новою Землею», — писал в середине XVII века пинежский мореход Михаил Стадухин.
Лишь по прошествии более ста лет удалось установить действительные размеры Новой Земли и определить ее границы на востоке. Первым, кому удалось пройти у ее восточного берега, был олонецкий «корщик» Савва Лошкин. Около 1760 года — за три лета он прошел от южной оконечности острова вдоль Карского побережья — обогнул северную оконечность Новой Земли — мыс Доходы — и вернулся на юг вдоль западного берега. Именно благодаря его плаванию сложилось более правильное представление о размерах и общих очертаниях острова. Свидетельством тому был такой документ, появившийся в Русском государстве в это время и отражающий новые географические представления русских людей. «Новая Земля отда-лися к северу, чаят от самого материка отдалелась, потом что меж нею и Печорским берегом есть пролива, именуемая Вайгац: по тою проливою за многими лдами изо лдоватого моря плыющими кораблями проходити невозможно. За тою проливаю Татарское или Лдоватое море, в которое многие сибирские реки впали. А Новой Земли длина от Вайгаца до зимовья немецкого (т. пе. от Ледяной гавани, места зимовки голландской экспедиции В. Баренца) — 1000 верст».
Важнейшим географическим событием середины XVIII века было открытие, что Новая Земля состоит из двух больших островов, северного и южного, разделенных водами пролива Маточкин Шар. Честь этого открытия принадлежала выходцу из Поморья шуерецкому кормщику Якову Чиракину. В 1767 году, вернувшись из очередного новоземельского плавания, он сообщил, что «оную Новую Землю проходил поперек насквозь, на другое, называемое Карское море, два раза оттуда и возвращался в Белое море тем же проливом».
В первой четверти XIX столетия интерес к северным окраинам Европейской России стало проявлять правительство. В 1821 —1824 годах состоялись новоземельские экспедиции Ф. П. Литке, в результате которых был положен на карту западный берег острова вплоть до островов Адмиралтейства. Дальше «Новая Земля» — бриг Литке — из-за льдов продвинуться не могла. «Видя, что лед беспрерывно продолжается к западу и с каждой милею становится выше и плотнее, решился я остановить настоящее предприятие, которое, по крайней мере в сем году, не обещало ни малейшего успеха», — записал будущий адмирал в своем дневнике.
Таким образом, крайняя северная часть Новой Земли для гидрографов по-прежнему оставалась областью неведомого.
Между тем поморские промышленники посещали эти места уже в начале XVII столетия.
На карте «Северной России страны самоедов и тунгусов», изданной в Нидерландах в 1612 году и вывезенной из Москвы голландским купцом Исааком Массой, к западу от северного острова Новой Земли были изображены фигурки охотников, направлявших свои копья — «спицы» на высовывавшиеся из воды клыкастые морды моржей...
Дело Литке в изучении Новой Земли продолжил архангельский штурман П. К. Пахтусов — участник Беломорской экспедиции М. Ф. Рейнеке, выдающегося гидрографа своего времени. Работая в 1827— 1836 годах на Белом море, Пахтусов узнал, что жители поморского города Кеми, промышлявшие раньше у берегов Новой Земли, больше не посещают этот район Арктики. Пахтусов советовал кемлянам возобновить промысел, соблазняя их рассказами о богатстве этих вод зверем и рыбой. Первым этими рассказами Пахтусова заинтересовался житель Сороки (ныне — город Беломорск) Иван Яковлевич Гвоздарев. Весною 1831 года, вместе с братом, девятнадцатилетний кормщик на лодье местной постройки направился на Новую Землю.
Лодья Гвоздарева, как и большинство поморских судов, была построена без чертежей, руководствуясь одним лишь вековым опытом местных судостроителей. Сначала мастер набросил на песке палкой очертания судна и тут же вымерил его размеры. Ширину клал немного более трети длины. Половина ширины составляла высоту трюма. Затем был сделан поддон — основание лодьи,— который обшивался сосновыми досками. Затем ставились три мачты. Постройка была закончена в течение зимы. Она завершалась постройкой каюты — «казенки» и установкой помп и печей.
...Позади осталась Сорока — разбросанное на большом пространстве село с церковью, с красивыми, обшитыми тесом и покрашенными краской домами.
Первая часть пути по Белому морю была хорошо знакома молодому шкиперу. Она была подробно описана в виде «хода из Кеми в Архангельск» в старых поморских рукописных лоциях. Да и мальчишкой — зуйком он проходил здесь, направляясь на рыбные промыслы на Мурман. От Мурманского берега, от Семи островов он должен был идти «по своей вере», руководствуясь лишь положением солнца и светил да захваченным в дорогу стареньким компасом — «маткой».
Добравшись до Новой Земли, в устье реки Нехватовой, Гвоздарев выловил сетями большое количество гольца — местной породы лосося. На обратном пути его лодья едва смогла поднять такую богатую добычу.
Щедрый улов рыбы и обилие морского зверя у западного побережья острова поразили Гвоздарева. Теперь и другие беломорские промышленники из Кеми, Сумы и Сороки потянулись к острову. Начались регулярные посещения кемскими поморами этого района. Известные купцы и судовладельцы Норкины стали ежегодно направлять туда свои артели.
Отдавая себе отчет в растущем экономическом значении этого приполярного района, в 1829 году П. К- Пахтусов выступил с проектом новой гидрографической экспедиции на Новую Землю. Он писал, что неудача Литке, задержанного льдами при походе к северной оконечности Новой Земли, была случайной, что «в некоторые годы Карское море бывает довольно свободно ото льда, а иногда и вовсе безледно». Поэтому он надеется обойти остров с севера и сделать опись всех его берегов.
В Архангельске были построены специальные суда: шхуна «Енисей», которой должен был командовать лейтенант Кротов, и другое — одномачтовое судно «Новая Земля», на котором отправлялся сам Пахтусов. Иван Гвоздарев, отправляясь на Новую Землю для охоты на моржей, также принял активное участие в подготовке экспедиции. На случай зимовки участников экспедиции на острове был заготовлен сруб поморской избы. Гвоздарев подрядился доставить его на своей лодье в восточное устье Маточкина Шара.
С началом августа 1832 года оба судна вышли из устья Северной Двины. Достигнув 7 августа Канина Носа, они расстались. «Новая Земля» взяла курс к острову Колгуеву, чтобы оттуда двинуться к проливу Карские ворота. Кротов же повел «Енисей» прямо к западному устью Маточкина Шара.
10 августа Пахтусову открылись берега Новой Земли. В сторону Карского моря виднелись сплошные ледяные поля. Тогда начальник экспедиции принял решение двигаться на север, к западному устью Маточкина Шара, выйти проливом на Карскую сторону, где он надеялся встретить Гвоздарева. Но и на этом пути встретившиеся льды вынудили «Новую Землю» повернуть на юг. 21 августа судно Пахтусова вошло в Логинову губу. В соседней губе Каменке участники экспедиции обнаружили ветхую промысловую избу, поставленную более полувека назад поморским кормщиком Ивановым. После ее ремонта отряд Пахтусова остался здесь на зимовку. Устраиваясь на зиму, Пахтусов писал в своем дневнике, что участники отряда «не могли не пожалеть, что изба, отправленная на лодье с Гвоздаревым, не попала в наши руки».
...Придя еще в середине июля в пролив Костин Шар, Гвоздарев обнаружил у пустынных берегов и островов пролива скопление моржей.
На прибрежных камнях звери лежали рядами. Стадо было охвачено глубоким сном. Только сторожевые моржи следили за тем, чтобы кто-нибудь не подкрался к спящим.
Гвоздарев выбрал время, когда ветер дул в сторону моря, и на маленькой лодке вместе с напарником подобрался к лежавшим с краю животным. Можно было уже разглядеть ближайшего зверя: покрытое рыжеватой шерстью тело с крупной головой на толстой шее, с усатой мордой, вздернутым маленьким носом и маленькими глазами. На фоне темной морды выделялись белые длинные «тинки» — «рыбий зуб», клыки, так ценимые охотниками.
Промышленники приготовили спицы — подобие копья или рогатины с зазубриной на конце — и тяжелые винтовки — «моржовки».
Когда подошли вплотную, Гвоздарев громко вскрикнул и метнул спицу в шею ближайшего зверя. Тот дернулся и быстро пополз в сторону, припадая на короткие передние лапы, таща за собой трос, конец которого промышленник успел закрепить за рукоятку воткнутой в берег пешни.
Гвоздарев вскинул винтовку и послал пулю в затылок зверя. Морж дернулся и затих.
Выскочив на берег с окованными железом дубинами в руках, оба промышленника посылали удары на головы проснувшихся животных... Гвоздареву сопутствовала удача: шестьдесят моржей стали добычей промышленника.
В начале августа, когда ветер отогнал от берега лед, а вместе с ним и моржей, шкипер направил свою лодью дальше на север. Внезапно разразился сильный шторм. Встречным порывом ветра у лодьи была сломана мачта. Разыгравшиеся волны неимоверно бросали судно, и скоро оно получило опасные повреждения корпуса. Создавшееся положение вынудило шкипера искать укрытия в заливе Моллера. Здесь, в Больших Кармакулах, он выгрузил громоздкий сруб. Сделав из подручного материала новую мачту, Гвоздарев пытался подняться дальше к северу, к Маточкину Шару, но сильные ветры и ненадежное вооружение кое-как отремонтированного судна заставили его отказаться от этого намерения. Оставив избу в становище, он возвратился в Архангельск.
По пути Гвоздарев всматривался во встречные суда, надеясь обнаружить шхуну Кротова. Увы, ему встречались только поморские лодьи. Казалось, «Енисей» навсегда растаял в прибрежных туманах...
Лишь через два года, вновь отправившись на промысел на Новую Землю, в губе Митюшихе северного острова Гвоздарев отыскал обломки рангоута небольшого судна, в котором определил останки «Енисея».
Пользуясь указаниями Гвоздарева, а также других беломорских промышленников, побывавших в губе, в 1835 году помощник Пахтусова А. К- Циволька посетил вероятное место гибели шхуны Кротова; вблизи от устья реки Серебрянки он обнаружил в районе мыса развалины избы, вероятно, служившей зимовьем для экипажа «Енисея». Около избы были найдены: кормовой транец, части обшивки и кусок фальшкиля — прикреплявшегося к килю железными болтами деревянного бруса. Перебравшись на лодке на остров Митюшев, на его низменном северном берегу Циволька нашел также части шпангоута, каютные переборки, двери и части бортовой обшивки. «По окраске и размерению не оставалось сомнения, что все это было со шхуны «Енисей», — писал Пахтусов. Судя по заметкам в его дневнике, в верховьях губы Серебрянки «еще нашли часть судовых обломков, которые решительно признали члены шхуны «Енисей», и большое весло, служившее вместо руля. И так, не оставалось более сомнения в погибели наших товарищей. Но где именно и от каких причин погибли они, можно только догадываться. Мы находили обломки и в Маточкином Шаре и южнее его, но не так много, как здесь: следовательно, вероятнее предположить, что шхуна «Енисей» погибла в губе Серебрянке».
Сам И. Я. Гвоздарев в 1835 году снова находился на Новой Земле, продолжая заниматься промыслом морского зверя. На этот раз он продвинулся значительно севернее вдоль ее западного берега.
П. К. Пахтусов в это время занимался описью западного берега. Здесь, у северного мыса острова Верха, карбас Пахтусова оказался затертым льдами и был раздавлен. Исследователи с трудом добрались до берега, вынеся с гибнущего судна лишь документы, инструменты и немного продовольствия. Положение отряда, оказавшегося в этом почти непосещаемом районе побережья, казалось безвыходным.
Однако внезапно в поле зрения участников экспедиции оказался шедший по берегу человек. Это был знакомый уже Пахтусову промышленник Еремин. Продвигаясь на своей лодье на север, он вышел на берег, чтобы осмотреть состояние льдов, занявших все прибрежное пространство. К сожалению, лодья Еремина была небольшой и не могла вместить всех жертв кораблекрушения и их имущество. По счастью, к вечеру следующего дня к месту крушения подошла и лодья Ивана Гвоздарева. Помор прибыл не с пустыми руками. Он передал Пахтусову снятые им во время плавания глазомерные карты полуострова Адмиралтейства, залива Мелкого и губы Митюшихи — мест, где десять лет назад прервала свой путь на север экспедиция Литке. На карте Литке эти берега были показаны лишь пунктиром. Поэтому Пахтусов с благодарностью принял изображения малоизвестных участков западного побережья острова, приобщив их к собственным картам и дневникам.
Скоро оба поморские судна доставили спасшихся участников экспедиции в Маточкин Шар.
Промысловые плавания Ивана Гвоздарева продолжались и в последующие годы. В судовом журнале судна «Св. Иоанн» кемского промышленника И. Богданова мне встретилась запись о встрече с его судном у берегов северного острова Новой Земли летом 1837 года.
В 1838 году А. К. Циволька, продолжая опись западного побережья северного острова, поручил И. Я. Гвоздареву доставить на своей лодье сруб предназначавшейся для зимовки избы и необходимое продовольствие в губу Крестовую. Гвоздарев выполнил это задание, найдя Цивольку в расположенной неподалеку от Крестовой губе Мелкой. Изба эта оказалась последним в жизни пристанищем путешественника, который погиб во время зимовки.
А спустя пять лет, в 1842 году, опытный кормщик поднялся на своей лодье вдоль западного берега северного острова на 70 километров севернее островов Баренца, то есть приблизительно до 77° северной широты, почти до мыса Желания...
Даровитый помор, И. Я. Гвоздарев внес заметный вклад в изучение Новой Земли.
Выдающийся русский гидрограф адмирал М. Ф. Рейнеке, обрабатывавший и осуществлявший издание трудов П. К. Пахтусова и А. К. Цивольки, вспоминал, что Гвоздарев «показывал ...глазомерные свои карты и записку сделанных . им замечаний. То и другое отличалось дельным смыслом».