«Страшно в этой бездне, ничем не ограниченной, и без родных предметов кругом. Нет под ногами земли и нет земного неба... Вылетев из ракеты, вы помчитесь в ту сторону, куда оттолкнетесь при вылете. Сами остановиться вы будете не в состоянии. Вы сможете пропутешествовать несколько лет, прежде чем встретите опять ракету. За это время и даже гораздо раньше вы умрете с голоду или даже еще раньше задохнетесь от недостатка кислорода» (К. Э. Циолковский. «Вне Земли»).
«Алмаз, я Заря. Внимание — минутная готовность! Ключ на старт!»
Дым, грохот, как в разбуженном вулкане, растет, ширится, становится невыносимым для стоящих на земле. Ракета, земное создание, медленно-медленно, нехотя оторвалась от земли и устремилась в космос. 10 часов 00 минут 00 секунд, март 18, 1965 год. Мир уже привык к космическим стартам, но это был особый полет.
За три года до этого момента в цехе сборки космических кораблей группа будущих космонавтов впервые увидела аппарат непривычной конструкции.
«Восход-2", — с веселой гордостью представил свое детище главный конструктор Сергей Павлович Королев. — Из него человек выйдет в открытый космос. Человек должен уметь плавать в космосе, как моряк в океане».
Человек, плывущий в космосе! Не фантастика ли это? Только герои мифов отваживались на такое.
Итак, задача поставлена. Технические трудности преодолимы. Беспокоило другое. Человеку с его земной психикой страшно будет шагнуть в космическую бездну, предупреждали врачи-психологи. Бескрайняя неведомая пустота подавит его волю и разум. Да и не только волю, даже мышцы его будут схвачены страхом. Найдет ли он силы оторвать свое тело от люка корабля. Похожие ощущения испытывают и парашютисты при первых прыжках, но там человек летит к земле, а здесь — в бесконечность. Как предвидеть все, что лежит за пределами человеческой психики? Ответы, прежде всего, надо искать в характерах людей.
«Прекрасный характер. — Так высказался о молодом летчике Алексее Леонове Королев. — Общительный, добрый и располагающий к себе человек. Обладает живостью ума и детально владеет техническими вопросами. Ему и делать первый шаг в открытый космос. Он оправдает доверие».
Когда вопрос встал о командире в полете, выбор пал на Павла Беляева. Он был уже командиром эскадрилий, и ему приходилось не раз попадать в воздухе в сложнейшие передряги. Опыт— половина успеха. Человек большой воли. Рассудительный, спокойный, предельно собранный. Надежный партнер.
Корабль еще достраивался, но уже была создана его модель — тренажер. На ней и отрабатывались сложнейшие элементы предстоящего полета. Сотни раз повторялись одни и те же действия, пока не добивались автоматизма во всем. Иначе и нельзя было. Та же невесомость. Космонавт должен привыкнуть в ней спокойно работать, а на земле, вернее, в небе на самолете-лаборатории, ее можно искусственно создать максимум на 45—50 секунд, когда самолет делает «горку», то есть в горизонтальном полете вдруг резко взмывает вверх на 3—4 километра, затем стремительно несется вниз. На таких вот горках космонавты и ловили драгоценные секунды «земной невесомости» десятки раз, чтобы уже в космической чувствовать себя как дома.
А сколько сил пришлось потратить только лишь для освоения специального скафандра для выхода в космос, в котором при избыточном давлении простое сжимание кисти руки требовало нагрузки в 25 килограммов. Всевозможных испытаний предшествовало полету. Параллельно спортивные тренировки. Сотни километров кроссовой подготовки, сотни километров лыжных пробежек, тысячи километров велосипедных.
Старались предугадать все. Даже возможность потери сознания в открытом космосе отрабатывали, имитировали и другие аварийные ситуации. Полет в намеченный срок могла сорвать любая случайность. Подготовка уже подходила к концу, вдруг непредвиденное: разразилась эпидемия гриппа. Космонавтов на целых три месяца пришлось оторвать от семей, поселить в изоляторе под строгий врачебный контроль. И только последнюю ночь перед стартом экипаж провел в небольшом стартовом домике, откуда отправлялся на космодром и
Юрий Гагарин, первый космонавт планеты, разбудил их в то утро 18 марта: «Вставайте, граждане, вас ждут великие дела!»
«Великие дела» начались через десять минут после старта. Всего десять минут — и корабль на орбите в 500 километрах от Земли! За стеклом иллюминатора чернота, миллиарды звезд, звезды большие и яркие. Космическая ночь. Но не надолго она. Вон уже светлеет горизонт, а вот и солнце, огромное и слепящее. Время в космосе несется с поистине космической скоростью. Шестнадцать раз там «успевает» взойти солнце, пока по поверхности Земли «ползут» одни сутки. Корабль летит со страшной скоростью в 28 тысяч километров в час. Земной шар медленно разворачивается под ним. Завершается первый виток. Пора!
— Начать шлюзование! — Голос командира Павла Беляева ровен и вроде даже чересчур буднично звучит для такого момента.
Плавно отошел люк шлюзовой камеры. Леонов слегка оттолкнулся от своего кресла и «выплыл» в шлюз. Теперь проверить герметичность скафандра, радиосвязь с кораблем, светофильтр на шлеме, защищающий от солнечного ослепления, подачу кислорода из ранцевых баллонов, замки на перчатках.
— Все. Готов к выходу!
— Рановато, Леша. Погоди... Еще не время. Выйдешь, как положено, над Черным морем.
Со свистом воздух из шлюза рвется наружу, теперь там полный вакуум, как и за бортом.
— Пора. — Голос командира по-прежнему спокоен. Не торопись только. Все, что увидишь, рассказывай мне.
И вот Леонов на обрезе люка. Дыхание учащается, бешено колотится сердце. Частота пульса по датчикам 162 удара в минуту. Вокруг космос. Внизу Земля. Только что было Черное море, и уже Волга... Урал... сибирская тайга. Напряжение от грандиозности увиденного нарастает. Кинокамера! Надо же все снимать! Нащупал заглушку на объективе — куда ее девать? Спрятать некуда, отшвырнул в сторону...
— Кавказ! Кавказ! Кавказ вижу под собой! Начинаю выход. Леонов оттолкнулся от шлюзовой камеры на длину фалтроса. Теперь только он связывал его с кораблем — не давал улететь в безвечность. Космос! Пространство без края, и никакой опоры. Где здесь низ, где верх, как считать?
Земля внизу? Солнце наверху? Но опрокинуться немного — и все наоборот — Солнце под ногами... Корабль пока сбоку получается — вот он как блестит весь на солнце, все детали мельчайшие на нем отлично видны.
Вдруг, откуда ни возьмись, голос Левитана, такой знакомый с детства: «Внимание, внимание! Человек вышел в открытое космическое пространство и находится в свободном плавании!»
«Ага, это в наушниках. Но что это, кто там еще плавает? Да ведь это же обо мне говорят!»
Леонов подтянул на себя фал, его бросило к кораблю. Резко оттолкнувшись от него, он вдруг ощутил, что тело его стало неуправляемым. Оно завращалось — и как-то странно: вперед через голову и слева направо, как в штопоре. Фал стал беспорядочно наматываться на тело и сжимал его, как живой удав. Но видно, длины его не хватило, чтобы приковать человека к люку. Объятья его ослабли, и он стал сползать кольцами, освобождая туловище.
Ну вот, значит, и предметы в открытом пространстве ведут себя по-особому. Что ж, надо их подчинять своей воле. Еще раз попытаемся правильно осуществить отход от корабля. Вот уже лучше... Не надо только делать резких движений, и все пойдет как надо. Еще разок...
Каждое движение руками и ногами приходилось буквально отрабатывать заново. Очень устали кисти рук. Скафандр надежно защищал от гигантского перепада температур. Датчики регистрировали плюс 60° С на освещенной солнцем стороне скафандра и минус 100°С в тени. Внутри скафандра температура не менялась — плюс 18° С. Но в космосе скафандр сделался каким-то непослушным, и все движения в нем давались с трудом. Становилось жарко. Пот застилал глаза, ручьями стекал по спине, хлюпало в ботинках. Температура тела была почти на грани теплового удара. Потом оказалось, что Леонов потерял за этот полет шесть килограммов своего веса.
«И все же, — скажет потом Леонов, — с каждым движением я приходил к важному выводу: в космосе жить и работать можно».
Однако пора было возвращаться на корабль. Подтянувшись к люку за фал, Леонов снял без особых затруднений кинокамеру, укрепленную снаружи корабля, и отправил ее в шлюз. Войти в шлюз ногами вперед, как предусматривалось, не получилось, поэтому нырнул головой. Переворачивался уже внутри шлюзовой камеры, все время натыкаясь на кинокамеру, но и с ней удалось справиться.
— Ну входи же, чего ты медлишь, хватит, погулял. — В открытом люке — сияющее лицо Беляева. Леонов буквально вплыл в его объятия.
— Задание по выходу в открытый космос выполнено полностью. — Доложил Леонов своему командиру по всей форме.
А земля уже волновалась и засыпала вопросами. Двадцать минут, которые Леонов провел в открытом космосе, из них двенадцать — свободного плавания, показались наблюдателями с Земли вечностью.
Самое трудное позади, но домой еще рано. Нужно проделать еще несколько экспериментов уже на борту корабля. Эксперименты шли своей чередой. В нечастые минуты отдыха космонавты рассматривали в иллюминатор Землю. К космосу землянам, наверное, никогда не привыкнуть. Поражало все, особенно краски, непередаваемые краски космоса. Они особенно завораживали Алексея Леонова с его художественным видением. Вернувшись на Землю, он попытается воскресить их на полотнах своих космических пейзажей.
Пролетали часы, корабль накручивал вокруг голубой планеты виток за витком. Программа полета уже близилась к завершению — пошел семнадцатый виток. И вот, наконец, долгожданное с Земли: «Внимание. Готовьтесь к спуску!»
Ну, теперь оставалось только спокойно ждать, спуск должен проходить в автоматическом режиме. И все же не сдержать волнения. Взгляды прикованы к табло — вот-вот загорится. Но оно безжизненно.
«Заря, я Алмаз, — ровным голосом передает Леонов в Центр управления полетом, — команда на спуск не прошла, отказ системы. Как слышите?»
«Команда на спуск не прошла». В зале управления полетом нависла гнетущая тишина. Лицо Королева стало белым.
«Разрешите посадку с использованием ручной системы». — Спокойный голос Беляева доносился откуда-то словно с самой границы жизни.
— Разрешаю! — вскочил с места Гагарин, ведущий связь с экипажем, в волнении даже забыв включить микрофон. Но вот справился с собой, включил микрофон, и космонавты услышали уже четкую команду с земли: — Ручную посадку разрешаю. Садитесь на восемнадцатом витке.
Леонов молчал. Теперь должен был действовать командир. Беляев сосредоточенно свел брови. Лоб покрылся холодной испариной. Где посадить корабль? По трассе следования везде густонаселенные районы, высоковольтные линии, промышленные объекты. С напряжением вглядываются космонавты в навигационную карту. Вот она, подходящая точка! Северо-восточнее города Перми!
Беляев нажал кнопку тормозной системы.
Космонавты не ощутили никакого удара о землю. До земли аппарат попросту не долетел — его заклинило между стволами двух деревьев. Оба люка оказались зажатыми ими.
Навалились на люк вдвоем, стали раскачивать крышку, пока она не сорвалась с болтов и рухнула в глубокий снег. Ворвался холодный воздух, закружилась голова. Борьба с тяжелой дверцей не предусматривалась планами полета. После невесомости требовался полный покой.
В глаза ударила ослепительная белизна снега, оглушила тишина. Только слабо пищит приводная радиостанция «комар», посылая сигналы группам поиска. Беляев первым спрыгнул на землю и утонул в глубоком снегу по грудь. Пока он барахтался в сугробе, пытаясь вытоптать площадку, Леонову в неуклюжем после невесомости скафандре никак не удавалось выбрать-
ся из кабины. Сначала ранец за что-то зацепился, потом придавило ногу. Высвобождая ее, свалился в узкую щель между креслом и стенкой и вовсе застрял. Уходили последние силы, пришлось звать на помощь товарища.
Определили место приземления по секстанту — выходило где-то в предгорьях Урала. Незавидное положение. Когда их теперь найдут? Холод пробирал до костей, нужно было утепляться. Распотрошили аварийный запас. Там было все: иголки с ниткам,., рыболовные крючки, даже средство для отпугивания акул. Теплой одежды не было.
Ждать и догонять — хуже некуда, говорится в народе. Но ведь ждать и маяться от скуки это одно, а вот дожидаться спасения в студеной тайге — действительно хуже некуда. Холод и колючий ветер загнали космонавтов снова в кабину корабля. К ночи разыгралась пурга. Беляев и Леонов запихали в комбинезоны содранный со стенок дедерон. Командир, скрючившись в своем кресле, забылся тяжелым сном; Беляев спал на снегу, забившись в шелковистый ком парашютных строп.
Утром с неба послышался тяжелый грохот. Вертолет! Один... второй... третий. Вряд ли они смогут сесть в заснеженной тайге, но на душе сделалось теплее. Нашли!
С неба стали падать ящики, банки, свертки. Когда вертолеты «отбомбились» и улетели, Леонов и Беляев кинулись в лес собирать трофеи. Нашли в снегу несколько разбитых ящиков с осколками стекла и несколько меховых курток. Все теплые штаны застряли на верхушках сосен. Делать нечего, приходилось обходиться тем, что «бог послал». Надели куртки, натянули их на ноги, присели снова ждать.
На земле готовились к встрече «Восхода-2» заранее. Самолет АН-10 шел своим курсом к Кустанаю в район намеченного приземления. На борту — группа поиска в полном составе: врачи, механики, инженеры. В Кустанае их ждала новость: посадка отложена на один виток, лететь надо в район Перми. Самолет снова поднялся в воздух. Выяснилось, что «Восход-2» приземлился в таком месте тайги, в 180 километрах от Перми, куда можно добраться только на лыжах. Бросок нужно делать из Мертвой деревни, покинутой жителями. Она находится в 18 километрах от места приземления корабля.
Восемнадцать километров — много это или мало? Если хорошему лыжнику да по хорошей лыжне... Группа поиска смогла продержаться вместе два часа. Лыжни не было никакой. Были сплошные буреломы, и топоры оказались нужнее лыж. Вывихнул ногу один из врачей. Трое других из группы так обессилели, что идти больше не смогли. Самих спасателей нужно было спасать. Наспех поставили палатку — забрать их на обратном пути.
Через восемь часов пути, когда позади остались десять километров маршрута, вперед смог двигаться только один. Именно двигаться, а не идти. С исцарапанным о ветки, окровавленным лицом и разбитыми коленями, проваливаясь в снег, подолгу теряя сознание и вновь приходя в себя, он уже с каким-то тупым остервенением прорубал себе дорогу сквозь тайгу. «Дойду! Дойду!» Последние двести метров он полз. Но не этот смельчак увидел космонавтов первым.
Группа встречи еще летела к Кустанаю, когда на Байкануре по личной просьбе Королева была сформирована еще одна группа из добровольцев — группа поиска из четырех человек во главе с Владимиром Беляевым, однофамильцем космонавта. В Мертвой деревне, куда была доставлена эта группа по воздуху, Беляеву удалось уговорить молодого пилота вертолета МИ-1 взять группу на борт, чтобы сбросить ее с воздуха хотя бы на полпути к точке приземления «Восхода». Паренек согласился лететь на свой страх и риск даже без ведома начальства.
С трудом нашли более или менее подходящее место для выгрузки. Вертолет завис над сугробами, поднимая тучи снежной пыли. Выбросили лестницу. Вниз полетели лыжи, топоры, продукты, потом в клубящийся снег с трехметровой высоты стали прыгать люди. С десяток километров у тайги выиграно. Теперь вперед! Прикрутили лыжи к унтам и пошли. Впрочем, слово «пошли» вряд ли может пригодиться в таком походе.
За полчаса четверка спасателей не смогла одолеть и двухсот метров, а ведь трое из них были перворазрядниками по лыжам. Пробивались сквозь заросли, прорубая себе дорогу топорами. Ветки цеплялись за лыжи, больно хлестали по лицу. Но опасность, как ни странно, стерегла не в зарослях, а на ровном снегу. Под полутораметровым слоем снега прятались от стужи молодые елочки, так что их не было видно снаружи. Невидимые эти ниши подкарауливали на каждом шагу. Провалиться в них просто, а вот пока выберешься с непослушными лыжами и тяжелым грузом, упаришься на холодном ветру. Только встанешь на лыжи — через пару метров опять барахтаешься в снегу.
В трудном пути нужно держаться вместе — старый закон. Но тут был другой случай. Вытаскивая друг друга из снега, спасатели теряли драгоценное время, и это могло обернуться бедой для тех, ради которых они отправились в путь. Ведь что с ними — неизвестно. Оставалось, по расчетам, не более двух километров до цели, когда Владимир Беляев остановил группу для отдыха, а сам двинулся вперед один.
Теперь надежда только на себя, и нужно дойти во что бы то ни стало. Только не надо идти напролом через завалы, лучше попробовать обходить опасные места. Идти стало легче, зато, обходя преграды, приходилось делать такие зигзаги и петли, по многу раз возвращаясь к одному и тому же месту, что только злость брала от обиды. Пять часов петлял он с компасом по сугробам, чтобы пройти оставшиеся злосчастные два километра.
Космонавты Беляев и Леонов даже онемели от неожиданности, когда увидели его истерзанную фигуру рядом с кораблем. Они, конечно, ждали помощи, но никак не могли предполагать, что она явится к ним в таком растрепанном виде. Спасатель из первой группы поиска, выползший из кустов следом, имел вообще ужасный вид. Кстати, он затем лишился сознания и был доставлен вертолетом прямо в госпиталь.
Через некоторое время к кораблю пробились и отставшие спасатели. Пожалуй, за всю многотысячелетнюю историю человечества на этом крошечном пятачке тайги не собиралось столько народа. А уж космического корабля так точно не было. Радости от встречи не было предела. Еще несколько часов потребовалось, чтобы группа спасателей уже вместе с экипажем добралась по проложенной тропе до вертолетной площадки.
Трудно передать словами, что творилось на пермском аэродроме, когда приземлились вертолеты с космонавтами. Корреспонденты, руководители города, пионеры с цветами, просто жители Перми — все хотели увидеть космический экипаж и первого человека, побывавшего в космической бесконечности. Павел Беляев и Алексей Леонов уже без скафандров, в летных куртках, небритые и осунувшиеся, но со счастливыми улыбками на лицах, пробивались сквозь наседавшую толпу, едва успевая отвечать на вопросы, сыпавшиеся со всех сторон. Глядя на них, каждый понимал, что космос это не только геройство и победы. Космос для людей всегда будет оставаться трудом, тяжелым и необходимым.
Вернулись космонавты. Кабину, из которой человек впервые шагнул в космос, истерзанную, обгоревшую, подновили и оставили для истории. Так всегда бывает. Уходит в космос огромная многоступенчатая ракета, а возвращается лишь маленький шарик спускаемого аппарата, теснота в котором, как в телефонной будке. Все остальное бесследно сгорает. Сгорает труд человеческий. Вот бы придумать космический самолет, который возвращался бы на Землю целый и невредимый!
Идея хороша, но где взять сразу столько средств? Или одно, или другое. Американцам, например, чтобы сделать космический корабль многоразового использования «Шаттл», пришлось свернуть всю работу по созданию долговременных орбитальных станций. У нас же, наоборот, все силы были брошены именно на это направление, и успехи налицо. Космические пространства «бороздят» советские орбитальные станции, производятся стыковки, меняются космические экипажи, наши космонавты подолгу живут и работают в космосе, приглашают в космос, как в свой дом, космонавтов других стран. Привычное дело. Мир уже не удивляется все новым рекордам космического долгожительства посланцев нашей страны.
Мир удивился, когда разнеслась весть, что в СССР в космос стартовал космический самолет «Буран». В отличие от «Шаттла» управление полностью автоматическое. В отличие от «Шаттла» садиться ему не на гигантскую идеально ровную площадку высохшего доисторического озера, а на обычную взлетно-посадочную полосу. Вернее, в строго определенную ее точку. Притом с первой попытки: последующие заходы невозможны. Такое и бывалому летчику на привычном типовом самолете не всегда удастся. А тут — из космоса, без пилота.
15 ноября 1988 года. Байконурский космодром. Шквальный ветер, густые облака всего в пятидесяти метрах от земли. Хуже некуда. В такую погоду повсюду закрываются аэропорты. Нелетная, что называется.
На поле настороженно застывшая кучка людей. «Лишних» нет. Всю ночь колонны машин эвакуировали население из опасной зоны. Выставлено оцепление. Наготове пожарная техника. Наглухо «закрыто» небо. Пролет всем самолетам запрещен. Застыли темные фигуры на белом заснеженном поле, головы вскинуты вверх. Напряжение растет. То и дело кто-нибудь бросает короткий взгляд на часы и снова устремляет его в небо. Все, что зависело от них, уже сделано. Небо, только небо теперь может дать ответ. Проклятые облака!
Когда чего-то напряженно ждешь, то «что-то» всегда приходит неожиданно — вдруг. Вдруг из облаков вырывается маленькая точка. Растет, растет, превращается в огромную птицу. Вот выпущено шасси, короткий пробег — и застывает точно у отметки. Уррр-а-а-а!!! Как мальчишки, обгоняя друг друга, бегут по полосе .генералы, министры, академики. Бегут к «Бурану». Бегут целовать его колеса, чтобы и в будущем не подводил. У создателей самолетов есть, оказывается, такая «святая» примета, которой они следуют неукоснительно. Примета приметой, а дело сделано огромное.
Первый спутник, первый космонавт, первый выход в открытый космос, первые люди на Луне, первый многоразовый корабль в автоматическом режиме... Сколько еще успехов выпадет на долю человечества в освоении космоса, сколько разочарований и временных неудач может ждать на этом пути, но всегда это слово и это понятие будут являться точками отсчета. Первый!